Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

Много дней уж тянутся войска конные и пешие к Угличу, а за ними ползут обозы с припасами и военным снаряжением. Полки так многочисленны, а дороги так растоптаны людьми и конями, что обозные сани увязают в грязном снегу.

Дни становятся все длиннее и длиннее. Хотя еще морозит, но солнце сияет светлее и лучезарнее. Чаще улыбаются люди, перекидываясь шутками, греются, хлопая руками, и, соскакивая с возов, борются и толкаются.

Здоровенный Ермила-кузнец походя валит возчиков, катает их по снегу, орет от удовольствия и гогочет во все горло. Упарившись, сразу стих он, тяжело плюхнулся на ближайшие дровни и, сорвав с головы шапку, стал отирать пот с лица шершавыми руками домотканого азяма.

После смерти Бунко побыл Ермила некоторое время в Волоке Ламском, но, узнав о приближении князя Ивана можайского и о походе из Москвы Шемяки, побежал со своей набранной братией в Тверь, к великому князю Василию Васильевичу. Тут он, сам-пятнадцатый, принят был в обозную охрану.

— Что, укатали и медведя крутые горки? — крикнул ему Федотыч, бородатый мужик из обозных кологривов.

— Уморился, — смеясь, ответил кузнец. — А что не побаловаться, когда наши Москву взяли, а Шемяка с князем можайским и от Волока бежали и от Углича! Задом к нам обернулись, да и зад-то не кажут — боятся, как бы их до крови по заду-то не огрели!..

— Шемяка бежит, а углицки-то крепко в осаде сидят! Бают наши дозоры, в Угличе пушки у них есть.

— Ништо! — весело крикнул Ермилка, ероша рыжие кудри. — Возьмем град их! А ты вот скажи, где обозу нашему стоять велено?

— Пол самым Угличем, версты за полторы. Тамо, бают, деревнюшка есть с усадьбой боярской. Токмо боярин-то не живет в ней, а живет его тивун. Сам боярин, бают, токмо на охоту сюда приезжает.

Кузнец хитро подмигнул кологриву и весело добавил:

— Значит, пива и меду попробуем!

— А ты мыслишь — батогов там нет?

— Пошто батоги! — засмеялся Ермилка. Мы по-лисьи, с клюками разными содеем! Комар носу не подточит, как мы…

— Эй, вы! Куды прете? — закричали конники, выезжая из-за лесного поворота. — Нету тут проезда! Засеки здесь углицкие вои нарубили.

Сворачивай направо!

— Да нам в Вырубки! — закричали мужики обозные. — В Вырубки, мил-человек!

— Дозоры стоят в Вырубках! Вам сельцо Макарово приказано! Позадь идет Вырубков, малость влево. Сворачивай в просеку, прямиком в Макарово вопрешься!..

— А боярский двор есть тамо, как в Вырубках? — крикнул Ермилка.

— Ишь, у тобя губа-то не дура! — ответил конник. — Токмо в Макарове и есть, а в Вырубках, опричь пяти изб, ничего нетути…

Обоз свернул в просеку. Здесь путь не разъезжен, и сани, поскрипывая полозьями, легко скользят по крепкому снегу, бойко подхваченные лохматыми лошадками.

Утреннее солнышко стоит над самой серединой просеки, вспыхивает райками на крупных снежинках наста, блещет на снеговых шапках сосен и елей. Вот просека стала сворачивать влево, и вдруг где-то совсем близко взлаяли собаки.

— Эх, денек-то ясный какой! — воскликнул Ермилка. — Глаза слепит, ничего не видать против солнышка.

Но солнце на повороте постепенно отходило вправо, синеватые тени от верхушек деревьев, ломаясь на сугробах, тянулись поперек дороги. Вот обоз въехал совсем в тень, солнце спряталось за сплошной стеной леса, а впереди весело засияла широкая снежная поляна. Дорога, резко изогнувшись, пошла по небольшой речке, на правом берегу которой блеснул золоченый крест над маленькой деревянной церковкой.

— Макарово, надо быть! — весело оглянулся к Ермилке Федотыч. — Гляди, коло церкви-то! Усадьба, надо быть, боярска.

— Верно, — обрадовался Ермилка, разглядывая высокий бревенчатый частокол, из-за которого виднелись крыши амбаров, закутов, сараев.

— А там, — заметил кологрив, щуря от солнца глаза, — там вон и хоромы. Все крыши им по пояс, до горниц…

Боярские хоромы стоят почти посредине двора, поблескивая слюдой в окнах второго яруса. Видно и крытую лестницу с площадками, с точеными столбиками, с узорными решетчатыми перилами, что идет прямо к горницам, минуя подклети. Над деревянной кровлей на четыре ската чуть тянутся из дымницы сизые струйки.

Ермила-кузнец нахмурил брови и сказал мрачно кологриву:

— Боярин, видать, здеся: вишь, дым, — поди, обед ему стряпают!

— Пожалуй, и здеся, — согласился Федотыч, — а ежели и нет его, дворский есть. Все едино в усадьбу не пустят. Вон, гляди, у хором-то поблизости три больших избы стоят. Сколь, значит, у него тут челяди, слуг, а может, и воев! Не иначе, тут вотчина его. Вон и за церквой людно, целое село. Изб боле семи будет…

Когда княжой обоз шел мимо широко открытых ворот усадьбы, видно было, что на дворе много возов с разной поклажей. Ключник с подключниками принимал оброк с сирот: мешки с рожью и пшеном, масло топленое, шкуры, яйца, мед, резаных уток и гусей, рыбу мороженую, туши бараньи, говядину…

— У нас третий уж день недоимки батогами выбивают, ироды! — молвил Федотыч.

— То-то! — поддакнул Ермила. — Не зря тут слуги с батогами около дворского стоят.