Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

В избе тогда горит уже в светце, слегка потрескивая, сухая лучина, а мелкие нагоревшие угольки падают время от времени в воду и тотчас же с шипеньем гаснут. Когда же, помолясь, княгиня садится за стол, кот соскакивает с лежанки и, задрав хвост и выгибая спину, начинает с мурлыканьем тереться мордой и боками о ножки стола и застольных скамей.

Ульянушка же, услуживая своей госпоже за трапезой, сообщает ей все вести, каких наслышалась за день. Но вести больше ничтожные или смешные, и ничего ведать и разуметь о том, что в Москве происходит, не дают, — пустые всё вести и слухи.

Сегодня же, когда государыня Софья Витовтовна особливо была печальна и даже на крыльцо не выходила, прибежала Ульянушка от отца Ераста задолго до ужина, взволнованная и встревоженная.

— Государыня Софья Витовтовна, — говорила она поспешно своим звонким голосом, — злодей наш сюды пригнал из Галича со всем семейством своим…

Софья Витовтовна сразу ожила, словно помолодела. Глаза ее блеснули, и тонкая усмешка заскользила на губах.

— Со всем, баишь, семейством? — перебила она мамку Ульяну. — И сын с ним?

— С ним, государыня, — затараторила радостно Ульянушка, не понимая, в чем дело, но радуясь радости госпожи своей. — И князь можайский с ним, тоже со всем двором своим. К Карго-полю, баит отец Ераст, все они едут…

Софья Витовтовна обернулась к образам и перекрестилась. В это время поспешно вошел в избу отец Ераст, человек средних лет, крепкий мужик, рябой, борода лопатой, а весь плешивый — на затылке лишь волосы в виде черной бахромы вокруг лысины. Наскоро перекрестившись и благословляя княгиню, он торопливо начал:

— Шемяка-то с князь Иваном в Карго-поле идут и тобя, баил мне дворецкой Шемякин, берут. Вот и прибег я, государыня, поведать сию горестную весть…

— Худо, знать, ворогам нашим, — нахмурив брови, сурово произнесла Софья Витовтовна, — не зря меня, старуху, они за собой тащат. Заслониться мной хочет Димитрий-то, через голову мою торговаться будет Шемяка с сыном моим…

Княгиня презрительно усмехнулась и добавила:

— Верно, опять Москва-то ворогов сама выгнала, не иначе. Ты токмо помысли, отец Ераст, пошто им было из Москвы-то в Галич идти, а ныне из Галича-то вон куды метнулись, в Карго-поле, на Онегу-реку!.. Покойна яз, пусть везут с собой. Сыночек меня отобьет али окуп даст. Садись, отче, с нами за трапезу. Принеси-ка, Ульянушка, меду нам покрепче, добрые вести запить…

В Чухломе постоянно была изрядная застава, и жил постоянно воевода из боярских детей Иван Иванович Соболев. Хоромы у Соболева поместительные, строены они были на тот случай, если князю галицкому одному, а то и со всем семейством жить в них при случае понадобится. Так на этот раз и пришлось. Димитрий Юрьич с чадами и домочадцами почти все хоромы занял, оставив Соболеву всего один покой да светлицу, куда жена воеводы с малыми детьми перешла. Не хватило места здесь князю Ивану, уместился он кое-как у отца Ераста, а двор его по разным избам распределился.

Спешно бежали из Галича — боялись князья, чтобы Василий Васильевич не отрезал им путь на север, где более всего надеялись они поддержку найти, где легче и отсидеться от беды, если счастье опять будет на стороне Василия. Но во всем этом было мало радости.

— Помнишь, Федор Лександрыч, — медленно шагая вдоль покоя своего, молвил с тоской князь Димитрий Юрьевич, — помнишь, как Старков про дела наши сказывал? Народ-де и бог, сиречь попы, против нас! Гневался яз в те поры, а ныне мыслю, может, и прав Старков-то?..

— Переменчиво счастье, государь, — тихо ответил Дубенский, — ныне у Василья, а завтра у нас. Что может ведать Старков про волю божью?..

— Все же, — продолжал Шемяка, — мыслю яз тетку свою Софью Витовтовну при собе еще доржать. Снарядил ее с почетом великим, повезем в Карго-поле.

Чую, придется, пожалуй, еще крест целовать Василью…

Шемяка замолчал и задумался.

— Надобно бы жене моей к старой княгине зайти. Мне-то сие невместно.

Может, по гордыне своей, она мне будет обидны речи сказывать, а сие дела наши токмо запутать может…

— Истинно, государь, — подтвердил Дубенский. — Ежели тобе угодно будет, то яз с княгиней твоей к Софье Витовтовне дойду…

— Добре, добре, — оживившись, подхватил князь Димитрий Юрьевич, — сходи, Федор Лександрыч, а то гусыня-то моя нагогочет там вздору всякого…

Шемяка оборвал речь, усмехнулся и, меняя ход мыслей, молвил:

— А впрочем, ты, Лександрыч, токмо побудь там. Пусть святоша моя заведет «Лазаря». Тетка тоже весьма богомольна. Авось споются, а ты одно-два словечка кинь да ответы и разговоры слушай. Может, что и ухватишь для дел наших. Старуха-то вельми умна, а что у нее на уме, нам знать надобно. Может, с Васильем потом сговориться поможет. Неведомо, Лександрыч, что от господа суждено…

Скрипнула дверь в покое князя Димитрия Юрьевича и, тихонько отворясь, пропустила боярина Никиту Константиновича.

— Будь здрав, государь, — сказал он, низко кланяясь. — Вести есть добрые!

Шемяка просветлел и быстро молвил:

— Сказывай!