Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья)

— Меня вместо тут будешь, — сказал он сыну. — Будешь Москву хранити вместе с бабкой и с матерью. Неровен час, татары из Поля набежать могут…

— Да и куды он, хворый такой, — обрадовалась Марья Ярославна, — куды в поход он пойдет!

— Огневица у него, истинно, — подтвердила бабка, — и слезоточение, да и нос-то расхудился, течет…

После ухода отца слег Иван в постель, а духовник великого князя, протоиерей Александр, каждые три дня вести о нем посылал Василию Васильевичу с вестовыми. Вестники в эти дни от великого князя в Москву прибывали. Ведал от них Иван, что войско московское быстро идет к Волге, но вскоре после того впал в забвение и целую неделю не приходил в себя и плохо даже понимал, что вокруг него делается.

Только двадцать второго мая, в день вознесения, сразу почти выздоровел Иван и оставил даже постель свою. Слабый еще, он все же ходил на все трапезы к матери, где и бабка всегда бывала; иногда приглашали и отца Александра.

Первого июня, в троицын день, кроме княжой семьи и духовника великого князя — отца Александра, обедал у Марьи Ярославны епископ Авраамий суздальский, прибывший в Москву от войска. Говорили за трапезой Софья Витовтовна и отцы духовные. Марья Ярославна, как всегда, набеленная и нарумяненная, на сей раз сидела с неподвижным, словно застывшим лицом. Она ничего не ела и морщилась. Ей было нехорошо, и она не слушала разговора.

Иван видел это, но не понимал, в чем дело.

— Матунька, — сказал он ласково, — не тревожь ты сердца своего. У отца много войска, и сам владыка Иона с ним, и царевич Касим с татарами…

— Марья Ярославна слабо улыбнулась и тихо сказала с нежностью, тронутая вниманием сына:

— Светик ты мой, не тревожусь яз. Тяжко мне от бремени моего. Ты же слушай, что отец Авраамий сказывать будет, потом мне все поведаешь… Мне же и сидеть-то за столом тяжко…

— Вестники-то нам баили, — заговорил отец Александр, — что государь близ Волги отпустил на Шемяку братию свою и царевичей со всеми силами.

Пришли они в Рудино, а Шемяка переправился на их же сторону, смирился и начал переговоры. Ты же, владыко, боле того знаешь…

— Кто переговоры-то с Шемякой ведет, отче? — обратилась Софья Витовтовна к владыке Авраамию и добавила: — Все расскажи, дабы Иван о том ведал, как надобно. Пусть знает, какие дела и обманы людьми деются…

— Митрополит Иона переговоры ведет, государыня, — с гордостью ответил Авраамий, — как глава всей церкви нашей православной.

Отец Александр заволновался от этой вести, и волнение его захватило Ивана, бабку, и даже Марья Ярославна забыла о муках своего бремени.

— Аз был при сем, — говорит владыка, — видел и слышал все. Яко пророк могучий, предстал Иона пред Шемякой, и сразу побелел лицом и смутился князь Димитрий. Много говорил митрополит о достопамятном письме святителей русских к Шемяке. А когда кончил, подошел князь Димитрий под благословение, но владыка Иона, держа руки на посохе своем, изрек грозно:

«Нет тобе моего святительского благословения!»

Страх объял всех, затрепетал Димитрий Юрьевич, хотел молвить что-то, но молча поник головой.

Иона же продолжал, возвысив глас свой: «Ты, ты будешь отвечать всевышнему за козни свои и воровство! Напал на Русь Мангутек казанский; великой князь сколь раз молил тя идти с ним на врага. Мало было тогда у государя христиан, а поганых же множество… Пали верные вои за веру христианскую в битве крепкой у Суздаля; им вечная память, а на тобе кровь их! Но не оставил господь милостию государя, избавил он его от неволи! Ты же, вторый Каин и Святополк в братоубийстве, разбоем схватил, ослепил государя своего. А чего достиг? Хотел большего, а изгубил и свое меньшее.

Данного богом человек не отымет!.. Паки клялся ты в верности государю и паки воровства и властолюбия ради клятвы свои рушил и крестное целованье преступил. Если же и ныне в безумной гордыне своей посмеешься, то будешь чужд богу, церкви, вере и проклят навеки! В жизни же сей меч карающий неминуемо придет на тя, и погибнешь, угождая бесу зависти, злобы и властолюбия!..» Повернувшись, ушел борзо владыка Иона, а Шемяка и все его близкие, яко каменные, недвижно стоять остались.

Епископ Авраамий замолк в великом волнении.

Всех, что были тут, рассказ его весьма растрогал, но Софья Витовтовна, утерев слезы умиления, сказала сурово:

— Истинно святитель наш молвил про меч карающий. Яз тоже мыслю, что Шемяку взять можно не крестом, а пестом.

Отец Авраамий грустно усмехнулся.

— Право, государыня, — сказал он, — звери сии двуногие токмо тогда кресту поклоняются, когда пестом погрозят им…

— Что же Шемяка? — снова спросила Софья Витовтовна.

— Смирился. Простил его государь наш, но не верит. Отныне будет за ним наблюдать непрестанно, яко за змием, дабы исподтишка он нечаянно не ужалил, дабы вовремя главу сокрушить ему…

— Прости мя, матушка, — не выдержав, сказала Марья Ярославна слабым голосом. — Моченьки нету мне. Прикажи убрать редьку — дух от ей непереносен! Тошно, морготно мне…

— Ништо, ништо, Марьюшка, — ласково сказала бабка, — иди-ка ты в опочивальню, отдохни, а мы тут еще посидим.