Иван IV Грозный

Р.Ю. Виппер видел в новгородской карательной экспедиции превышение «меры исправительных наказаний», допуская возможность возникновения литовской партии в Новгороде Великом^{155}. Он считал, что не стоит повсюду видеть одно лишь воспаленное воображение Ивана Грозного. Впрочем, Виппер честно признавался: установить степени действительной вины или же полноту невиновности новгородцев он не может. П.А. Садиков был гораздо жестче в своих оценках. Он сообщает читателям: «…Грозный… во главе опричнины выступил в карательную экспедицию против уличенных к тому времени в “измене” новгородцев и псковичей»^{156}. А.А. Зимин писал об объективной необходимости сокрушить один из последних оплотов удельной раздробленности. Р.Г. Скрынников подчеркивает: причиной новгородского разгрома послужило опасение Ивана Васильевича, что новгородцы окажут поддержку заговорам против него. Это было бы крайне опасно, если учесть финансовую и военную мощь Новгородчины, особенно при жизни Владимира Андреевича Старицкого. «Царь и его окружение жили в напряженном ожидании мятежа и смуты. В таких условиях достаточно было толчка, чтобы последовал взрыв. Таким толчком послужили, во-первых, известие о перевороте в Швеции и свержении союзника царя Эрика XIV и, во-вторых, начавшееся расследование об измене Новгорода и Пскова»^{157}. Б.Н. Флоря считал новгородский заговор «вымыслом», которому Иван Васильевич поверил: «…в иной ситуации царь и его советники не придали бы слуху о подобном заговоре никакого значения. Но в той обстановке психологического напряжения, которая сложилась в условиях постоянной борьбы с “изменой”, к этим сообщениям относились со всей серьезностью»^{158}. Последнее звучит несколько неправдоподобно — царь еще с 40-х годов знал, какова цена политической интриги, да и вообще имел достаточный опыт в делах правления, чтобы не основывать на слухах столь масштабную акцию. Государь был не слабонервным интеллигентом, а политиком высокого ранга. Стоит вглядеться в сегодняшний олимп власти и попытаться назвать хотя бы одного деятеля, способного из-за веры в сплетни ввязаться в кампанию подобного размаха. Не вспоминается? Иначе и быть не может. Это не подковерная борьба академического сообщества, тут за ошибки платят властью, богатством и жизнью, так что мнительные болваны надолго не задерживаются.

Итак, в разное время относительно причин Новгородского разорения историки привели немало версий. Неоднократно дискутировался вопрос о том, было ли на самом деле хоть что-то, напоминавшее мятеж, и если не было, зачем тогда Иван IV раздул невнятные слухи о заговоре до размеров, позволивших ему совершить страшный опричный разгром северных русских земель[194].

По мнению автора этих строк, причина лежит на поверхности. Русский народ того времени, молодой, агрессивный, полный энергии, отличался от будущих поколений, живших в XIX и XX веках. Он был прежде всего намного «моложе» в цивилизационном отношении. И, следовательно, для русских того времени было естественным сопротивляться притеснению; в первую очередь это относилось к любому нарушению церковных устоев и любой репрессии против добродетельного архиерея. Печальная судьба митрополита Филиппа уже была достаточным основанием для бунташных настроений. Омерзительное отношение опричников к храмам и их безнравственное поведение могли сыграть роль мощных дестабилизирующих факторов. Некоторые свидетельства источников позволяют предположить, что активное вооруженное сопротивление опричному войску оказывалось. В частности, Генрих Штаден пишет: «[Челяднин-Федоров] был вызван на Москву; [здесь], в Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. А великий князь вместе со своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу [Челяднину-Федорову]. Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями — были спалены. Женщин и девушек раздевали донага и в таком виде заставляли ловить по полю кур… Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них были тайно убиты»^{159}. Более того, по его словам, переезд государя в Александровскую слободу произошел под влиянием «мятежа». Позднее, во время царского похода в северные земли, в частности, против Новгорода и Пскова, бои с опричными отрядами, по свидетельству того же Штадена, явно имели место. В.И. Корецкий полагал, что летом 1568 года произошло выступление московского посада, напугавшее Ивана Васильевича^{160}.[195] Пискаревский летописец сообщает: «И бысть ненависть на царя от всех людей»^{161}.[196]