Действительно, многое свидетельствует о том, что Иван IV был истинно верующим христианином.
Он с детских лет любил совершать богомолья по монастырям, вплоть до самых отдаленных обителей. Много молился, строго соблюдал посты, превосходно знал Священное Писание, лично составлял стихиры, тропари и кондаки. От Церкви Иван Васильевич требовал ревностного отношения к богослужению, чистоты, честности, просветительской работы и твердого стояния за «истинный и православный христианский закон», даже если придется пострадать за него[210].
Он яростно отстаивал чистоту веры от разного рода еретических искажений и немало усилий приложил к тому, чтобы не допустить в Россию протестантизм. В 1553—1555 годах государь способствовал разгрому ереси Матвея Башкина и Феодосия Косого. Последний бежал в Литву и там присоединился к антитринитариям (социнианам). На территории нашего западного соседа, Великого княжества Литовского, в середине XVI столетия пылали конфессиональные конфликты, получили распространение многие разновидности протестантского учения, в том числе анти-тринитарные секты лютейшего образца. Иван Васильевич позаботился о том, чтобы московский рубеж надолго стал восточной границей распространения протестантизма[211]. Его походы на запад неоднократно принимали в ходе Ливонской войны вид военных экспедиций, направленных к религиозному очищению, борьбе с засильем «прескверных лютор». Особенную роль сыграли походы 1562—1563 годов на Полоцк и 1577 года в Южную Ливонию. Кстати, в первом случае подверглись каре ученики и соратники Феодосия Косого, обосновавшиеся в Полоцке.
Порой началу большой военной кампании предшествовал крестный ход в Москве с участием столичных архиереев и монастырского начальства. И боевое предприятие превращалось в своего рода крестовый поход.
Царь лично принимал участие в религиозных диспутах с иностранными проповедниками, неизменно занимая позицию ревнителя православия. Так, в 1570 году он вступил в публичную полемику с «министром» богемских (моравских) братьев Яном Рокитой, а в 1582 году вел споры о вере с ученым папским посланником Антонио Поссевино. Конфессия, которую представлял Ян Рокита, относится к числу не то что радикальных, а, можно сказать, боевых ответвлений Реформации. Соответственно царь уподобил ее адептов нечистой силе, «развратникам христианства», а само учение — «яду»[212].
Записки Поссевино в деталях и с большой подробностью донесли до наших дней содержание споров папского миссионера с Иваном Васильевичем. Государь не проявил ни малейшего желания делать какие-либо уступки католичеству, а к реформационным учениям вновь высказал совершенную непримиримость{173}.
Одной из самых значительных заслуг царя перед Церковью и страной является введение в России государственного книгопечатания. От 50-х — начала 60-х годов XVI столетия до нас дошло несколько «анонимных»[213] изданий; некоторые из них могут быть с большим на то основанием приписаны неизвестной московской типографии. По всей вероятности, на этом издательском предприятии использовался труд итальянских инженеров, поскольку терминология раннего русского книгопечатания взята из итальянского языка[214]. Некоторые исследователи связывают работу этой типографии с просветительской деятельностью Сильвестра, участника Избранной рады. Реже пишут о связи между учреждением книгопечатания и той же просветительской устремленностью некоторых статей «Стоглава», хотя это феномены явно одного плана. Первые годы книгопечатания в России крайне слабо освещены в источниках. В распоряжении историка имеются лишь жалкие клочки информации. Доподлинно не известно, кто содержал изначальную типографию и где она располагалась.