Иван Калита

— Синеока! — слышится на одной стороне.

— Плата! — кричат другие.

— К бесу Синеока! Плата!

— Синеока!

Образовалось две стены. Замелькали кулаки, засверкали сабли.

И вдруг этот рёв, эту бурю пронзил чей-то крик:

— Вельможная громада!

Рёв стих. Закрутились головы.

— Послушайте меня, бывалого казака!

— Слушаем, бывалый.

— Что, хлопцы, краше? Лапти киевские или чёботы-сафьянцы?

— Чёботы! — орёт толпа.

— А какая вера? Христианская, басурманская?

— Турецкая! — гогочет казачество.

— А неволя какая, хлопцы? — всё допытывается бывалый.

— Турецкая, батьку! — смех сотрясает майдан.

— А кто в турецкой неволе?

— Да казаки ж, батьку!

— А для чего тогда у нас чайки?

— Чайки у нас на татарву да на туретчину.

— Так чё стоим, хлопцы?

— Веди нас, батьку!

Вверх летят шапки. Бывалый может взять булаву. Но он наотрез отказался.

— Не, хлопцы! Выбирайте другого! Не хочу быть атаманом! Хочу быть простым казаком.

На середину майдана выскочили сразу несколько казаков.

— Браты! — орут они. — Чего смотрим! В мешок гада, да в воду!

— Бери булаву! Или...

Рядом стоявшие казаки выталкивают его к знамени, где лежит кошевье. Все смотрят на него. Казак немолод. Лицо в шрамах, что говорит о его боевой жизни, широк в плечах, грудаст, силушку небо у него ещё не отняло. Он поднимает булаву. И тут начинается.

— Это ты сам морду свою изувечил, чтоб боевым казаться?

— Это ты казацкую саблю на скляницу променял?

А тут кто-то подскочил со словами:

— Помни, кто дал тебе эту власть, — бьёт его по шее, — мы те дали эту власть, мы можем её и забрать!

Выдержав эти оскорбления и видя, что толпа как-то присмирела, он начал говорить:

— Я принял войсковой клейнод, потому что на это воля божья! — он поднимает глаза кверху и крестится, а потом кланяется на все четыре стороны со словами: — благодарствую!

Опять туча шапок летит в воздух. Только их поймали, слышится чей-то визгливый голос:

— На «могилу» батьку, на «могилу» нового кошевого!

И тут пошло:

— Возы давайте! Землю на «могилу» копайте!

Оказывается, возы готовы. Знали, видать, казаки, что понадобятся. Заранее приготовили. Их выкатывают на середину, опрокидывают вверх колёсами.

— Пущай так до горы ногами Орду ставит.

Вышли несколько казаков и стали саблями копать землю. Носили её в шапках и бросали на возы, при этом приговаривали:

— Пускай будет высока «могила», чтоб с ветром говорила.

Со всех сторон кричат:

— Сыпьте, сыпьте! Пусть растёт казацкая слава.

«Могила» готова. Казаки вытряхивают остатки земли из шапок, надевают их и начинают ногами землю утрамбовывать. Затем выходят на круг. Обращаются к новому атаману:

— Иди, батьку, закон брать!

Подходят ещё несколько казаков.

— Здоров був, новый батьку! Дай тебе. Боже, лебединый век и журавлиный крик!

Он кланяется им. Те продолжают:

— Чтоб тебя было видно, коли с ворогом будем биться!

Тем временем кухари в куренях подметали мусор и складывали его в большую плетёную корзину. Затем они взяли её и понесли на майдан. Увидев стоявшего нового атамана, подходят к нему и высыпают мусор ему на голову, приговаривая:

— На счастье, на здоровье, на нового батьку! Дай тебе, Боже, журавлиный крик да лебединый век!

Площадь орёт:

— На счастье, на здоровье, на нового батьку!

Казаки подскакивают к новому атаману, мажут его лицо грязью, обсыпают вновь мусором, дёргают за чуб.

— Чтоб не гордовался над нашим братом казаком.

— Чтоб был добр!

— Чтоб вот так бил врагов, как мы тя бьём!

На этом посвящение заканчивается. Атаман идёт к себе переодеваться и выходит к казакам с булавой в руках. Теперь он — власть. Все смолкают.

ГЛАВА 34

Иван Данилович возвращался из затянувшейся поездки в приподнятом настроении. Ещё бы! Везде, где бы он ни побывал, а объехал он всю Восточную Русь, добрался даже до отдалённого Галича, его принимали достойно, как и подобает принимать великого князя. Встречали на главных площадях князья, бояре, священники. Не говоря уже о народе, который везде набивался битком. Князья преподносили ему хлеб-соль, бояре кланялись, а народ вопил:

— Калита! Калита!

И приходилось ему каждый раз радовать их своим мешком.