Иван Калита

Дружинники где-то быстро сыскали бревно. И после нескольких крепких ударов, которые привлекли народ, ворота затрещали и рухнули. Аверкий был в опочивальне и прикинулся спящим. Это взбесило боярина.

— А ну волоките его во двор! — приказал боярин.

Его держали двое здоровых дружинников, когда к нему подошёл боярин. Аверкий стоял, опустив голову. Кочева поднял её за подбородок.

— Будешь платить? — грозно спросил он.

Тот только ухмыльнулся. Кочева оглядел двор. За крыльцом, внутри двора, росла мощная, корявая берёза.

— Подвесьте-ка его! — приказал боярин, показывая кнутовищем на дерево. Аверкию тут же набросили петлю на шею и поволокли к дереву.

— Да не за шею, дурьи головы, — заорал боярин, — за ноги.

Боярин Аверкий не успел опомниться, как повис вниз головой. Он понял, что, если повисит ещё немного, ему уже ничего не надо будет.

— Заплачу, — закричал он.

Больше отказывающихся платить не нашлось. Ростов рассчитался полностью. К вечеру отряд двинулся в обратную дорогу.

Ростовское событие распространилось по княжествам со скоростью молнии. Выплаты пошли без задержек. Иван Данилович теперь подбирал подарки для ханш. Он знал хорошо их слабости, вкусы и умел угодить.

Считая, что Александр первым нарушил их договор, не известив дружественного князя о своих намерениях, он теперь будет добиваться... её, которая не выходила из его головы.

ГЛАВА 14

Атаман созвал круг, чтобы решить судьбу царевича. Многие есаулы на этом сборе вдруг повели себя вызывающе. Такого выпада атаман не ожидал. Они требовали взять за царевича выкуп. Были даже голоса предать его казни. Кто-то предложил выменять его за оружие у русских князей.

Но уважаемые, бывалые казаки хорошо представляли возможные последствия такого неразумного решения. И они стали доказывать, что, если Узбек прознает даже о пленении своего сына, добра ждать нельзя. Он нагрянет на них не только с войском, но заставит и русских князей прийти ему на помощь.

Однако молодые задиристые есаулы, ещё по-настоящему не попробовавшие остриё татарских сабель, чтобы показать себя героями, настаивали кто на казни, кто на выкупе. Атаман, который молча взирал на этот спор, не выдержал. А вывел его из терпения молодой есаул Гудым. Речь его была горячей, смелой и даже вызывающей по отношению к старым казакам. Когда у него вылетели слова, что старых казаков больше тянет на покой и что им давно не хочется брать саблю в руки, его перебил Еремей.

— Стой! — грозно прикрикнул он. — А ну скажи, Гудым, где ты был, когда мы уводили татарские табуны и те послали вдогон воинов? Кто заорал: «Обходют!» и бросился спасать свою шкуру? Аль ты думаешь, мы не заметили, как ты сиганул вроде веверицы?

Многие рассмеялись. Гудым, опустив голову, забился в угол. А атаман продолжал:

— А вот Зосим бросился на татар, увлекая за собой остальных. Татары бежали.

Горячка у молодых спала. Смиренно слушали Зосима, Курбата. Совет решил вернуть царевича, даже одарив его подарками как гостя атамана. Молодёжь, уступив в одном, всё же решила подковырнуть стариков в другом. Зная, с какой любовью они относились к Андрею, один из них предложил:

— Пусть обратно царевича отвезёт тот, кто его и похитил.

Атаман вдруг сразу согласился и послал Гудыма в степь за Андреем.

Дары дали царевичу хорошие: пояс золотой фряжский с жемчугом, два золотых бизилика с алмазом, кинжал дамасский с позолоченной рукоятью и каменьями. Глаза царевича от такого богатства загорелись огнём. Когда атаман представил Андрея как старшего провожатого, царевич посмотрел на него снизу вверх — он был гораздо ниже уруса, улыбнулся и согласно кивнул. От многочисленной охраны они оба отказались. Атаман посмотрел на Курбата, тот кивнул, мол, пусть будет по-ихнему.

Подаренный кинжал царевич повесил на золотой пояс и не снимал рук с его рукояти. Один из есаулов вскользь заметил:

— Вот он и воткнёт этот кинжал в провожатого.

Царевич знал русский и понял сказанное. Лицо у него внезапно покраснело, глаза налились гневом. И он буркнул на своём родном:

— Кто так думает, сам способен быть предателем.

Более сотни казаков всё же отправились добровольно их провожать. Проехав несколько вёрст и заметив, что царевич начал нервничать, Андрей дал сигнал, чтобы казаки возвращались на кош. Оставшись вдвоём, монгол спросил у Андрея, кто их освободил. Когда тот рассказал, как было дело, царевич долго смеялся и постоянно бил его по плечу.

— Батыр! Батыр! — повторял он.

— Куда же мы поедем? — спросил Андрей.

— На мою стоянку, — был ответ.

— Да там же никого нет, — заметил сопровождающий.

Царевич решительно замотал головой:

— Они умрут, но не уйдут оттуда. Если вернутся без меня, всех ждёт смерть.

— Когда ты вернёшься с ними домой, то ты их тоже предашь казни?

— Пусть живут эти шакалы. Но им будет сказано, что если кто обмолвится об этом хоть словом, будет тут же задушен.

Говорил он эти слова легко, просто, но для Андрея они показались жуткими. Так легко распоряжаться жизнью людей! И он понял другое: своё пленение он хочет сохранить в тайне. Даже его верные торгауты и те ведь не знали, где он был.