Читаем Иван Калита полностью

На горизонте показалась чёрная, зловещая полоса. Она росла на глазах, превращаясь в коней и людей, которые, безумно крича, мчались на них. Эта, казалось, весьма ненадёжная защита в виде повозок затормозила их атаку. Кони, ломая ноги, валились наземь, мешая атакующим. Стрелки же их успешно обстреливали. Но задние напирали и напирали. Кое-где получились разрывы от сдвинутых повозок. Закипела рубка.

Ерёма с Андреем бились почти рядом. Ерёма, держа в руках увесистую дубинку с набалдашником, одним ударом сбивал по несколько человек. Нещадно рубился и Андрей. Татары изменили тактику. Теперь они старались ввязаться в рукопашную, спрыгивая с коней. Андрей увидел, как какой-то татарин прыгнул на спину Ерёмы и старался схватить его за горло. Нож, брошенный Андреем, попал татарину в спину, и он, разжав руки, сполз на землю.

Ничего не добившись, татары откатились назад. Но все знали, что они вернутся. Не для того они пришли сода, чтобы при первых трудностях отступать.

— Эх, степу бы поджечь, — вздохнул кто-то.

Другой возразил:

— Ветрило не то. Задохнёмся.

Да, ветер был восточный и дул прямо на них.

О том, что началась новая атака, они почувствовали по тому гулу, который доносился до них. Задрожала земля. Все поняли: идут главные силы.

— Друзеки! Постоим за веру нашу Христову! — раздался зычный голос атамана.

— Постоим, батька! — был дружный ответ.

И сеча началась. Казаки стояли насмерть. Сдвинуть их было невозможно. Тогда татары решили взять их в клещи. Отступать в город? Но разве там отсидишься, если у них такая силища. Эх, прощай жизнь, принимай, Господи, души грешные.

Но Господь подал им помощь. Вернулся к ним багмут. Но кто заметит это в пылу битвы? Заметили. Андрей видел несущегося на него копьеносца. Кажется, ещё мгновение — и его копьё пронзит казака. Но он увернулся и успел схватить копьё. Да так дёрнуть, что изо всех сил сжимавший оружие татарин вылетел из седла. Мгновение — и казак на его лошади.

— Куда он её настёгивает? Неуж отладчик? — промелькнуло в голове Ерёмы после очередного удара его булавы.

А татарин жмёт! Ох жмёт! Задрожали казацкие ряды. Вот-вот могут побежать. А тогда — смерть. «Господи, услышь! Спаси!» — говорят казацкие таза. И всё же по шажочку, но сдвигаются казаки. Вот отступил и Ерёма. За ним и Марко. Атамана обкладывают со всех сторон.

— Но уж нет! Мы своего атамана не отдадим. Казаки, атаман в беде! — кричит кто-то.

Двинуло казачество. Да так, что задрожал противник. Спасли атамана. Но надолго ли? Кто-то посылает всё новые и новые силы. Нет, видать, глухо небо к их молитвам.

И вдруг: что такое? Ослабевает напор. Татар словно подменили. Почему-то они разворачивают коней и устремляются на юг. А! Их догоняет пламя! Кто-то поджёг степь! Огонь забушевал с невидимой силой. Ветер рвёт пламя на куски, которые, перелетая через татарские головы, зажигают траву впереди их. Вот уже в безумии носятся по степи пылающие факелы. Огонь пляшет везде. И спереди, и сзади, с боков. Никуда от него не деться. Ну как не отблагодарить Царицу Небесную за её бесценный подарок — преподнесённую на его пути спасительную музгу? Андрей прямо с коня прыгает в воду. А чуть дальше промчавшаяся лошадь вспыхивает от взметнувшегося пламени.

Огонь жёг недавно могучую военную силу. Казаки были спасены. Но, чтобы самим не поджариться, им надо было скорее спрятаться за городские стены. Ров, окружавший стены, был спасителем. Огонь попытался было перебраться и через него, но ударялся о стену и тут же гас или, перелетев, тушился поджидавшими его казаками.

Когда огненный ураган пронёсся, казаки стали думать, кто же умудрился поджечь степь. Как-то неуверенно обмолвился Ерёма:

— Да, я видел, как... етот ну, да с кем я...

— А, — догадался кто-то, — Андрей.

— А я подумал, чо он... отладчик, — добавляет Ерёма.

Долго казаки рядили, кто он — отладчик или доблестный воитель. Ни до чего не договорившись, решили оставить дело до следующего дня. Но оставлять до следующего дня разбор не пришлось. Вскоре как ни в чём не бывало появился Андрей, весь в тине, с одежды сбегала вода. Он спокойно, под пристальными взглядами молчавших казаков прошёл на своё место. Увидев, что казаки о чём-то шепчутся, поглядывая на него, он спросил у Митяя:

— Чё они так?

Но Митяй замялся. Говорить, что его подозревают в измене, он не хотел.

Атаман, понявший по виду парня, что с ним случилось, поднялся и подошёл к Андрею.

— Ты поджёг? — спросил он у парня.

— Я, — обыденно ответил тот.

Атаман вдруг крепко его обнял и чмокнул в щёку. Казаки поднялись.

— Слава тебе! — гаркнули они.

Многих недосчиталась казацкая вольница. Сначала шёпотом, потом всё громче и громче стало раздаваться:

— Атамана — под суд!

А обвинение казаки ему предъявили такое: ты отпустил с миром татарского царевича, а он в отместку послал войско. И сколько из-за этого погибло доброго казачества. На удивление, эта мовь приобрела силу. Кто-то же её подбросил и продолжал раздувать, как затухающий костёр. В один из дней в курень атамана ввалилось несколько казаков, многие остались на улице. Старшим выступил Хист, сказав:

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее