Иван Калита

Глядя на представшего перед ним юного, безусого еще паренька, русоволосого и светлоглазого, как и положено истинному потомку кривичей, Кейстут засомневался. Можно ли доверить этому мальчику такое важное дело? Слишком уж молод. Кейстут решил сначала побеседовать с юношей, чтобы понять, насколько он может на него положиться.

— Ты ведь новгородец? — полувопросительно-полуутвердительно произнес вельможа, не сводя со слуги немало смущавшего того пристального изучающего взгляда.

— Истинно так, господине, — поклонился парень, и Кейстут не без удовольствия отметил, что по-литовски тот говорит весьма чисто. Значит, не лишен понятливости. Неплохо, совсем неплохо.

— Как же ты оказался в Литве? — Кейстут примерно знал ответ на этот вопрос, но ему хотелось понять, не ослабла ли в юноше за годы неволи привязанность к родине.

— Известно как, — изменившись в лице, неохотно сказал тот. — Налетели однова из-за Ловоти на наше село ваши молодцы, кого порубили, кого, как меня, в полон свели. Воевода, что над теми ратниками начальствовал, сперва при себе меня держал, а опосля к родителю своему в вотчину отослал: то ли не полюбился я ему, то ли еще по какой причине. Ох и лют же был старый боярин! Чуть что не по нем — сразу в крик, а то и плетью вытянет. Перед ним не то что холопы — собственная семья на цыпочках ходила. Да нашлась и на него сила: не угодил, видать, чем-то князю Гедими-ну, вот голову ему с плеч-то и сняли, а всю худобу в княжью казну отписали да по розным местам и роздали. Так вот к тебе и попал.

«Если Гедиминас за одно непочтительное слово казнил глупого спесивца Бугрима, что же он сделает со мной, если все откроется!» — невольно подумал Кейстут. Вслух же сказал другое.

— Наверное, ты очень ненавидишь нас, литовцев? — задушевным голосом спросил Кейстут, проницательно глядя на юношу.

Насупившись, тот молчал, а потом его словно прорвало.

— А за что мне вас любить? — крикнул он юношеским фальцетом, дерзко поднимая на господина наполнившиеся слезами глаза. — Жили мы себе, землю робили, никому зла не творили. Почто напали на нас, яко тати, село разорили, людей живота лишили?! Знать, ваши поганьские боги не забороняют душегубства!

— Ну, ну, полно, — мягко произнес Кейстут, на которого этот вопль души произвел тягостное впечатление и даже заставил его испытать нечто вроде неловкости. — По-человечески мне понятны твои чувства, и я тебя за них не осуждаю. Что же до богов, то и христиане друг другу зла делают немало... Но все это не имеет значения, ибо послужить тебе предстоит не Литве, а Руси.

Паренек отнял от глаз рукав, которым он вытирал слезы, и с удивлением посмотрел на своего хозяина.

— Ты, конечно, христианин? — спросил Кейстут, переходя наконец к главному.

— А то как же! — удивился юноша нелепости вопроса. — Нечто сыщешь такого русского, который не держался бы веры Христовой?!

— А что бы ты сказал, если бы кто-нибудь замыслил причинить зло вашему — я имею в виду новгородскому — верховному жрецу, архиепископу, как вы его называете?

— Да нечто такое возможно? — простодушно изумился парень и убежденно произнес: — Бог такого злодейства не попустит!

— Ну, а все-таки? — не отставал Кейстут.

— Мне бы токмо его встренуть — на куски бы разорвал такого гада! — с жаром воскликнул слуга, потрясая в подтверждение своих слов острыми жилистыми кулаками.

— Ну, это не понадобится, — улыбнулся Кейстут. — Но ты действительно можешь спасти своего архиепископа от большой беды.

— Я?! — растерянно переспросил парень, во все глаза глядя на невозмутимого хозяина, как бы пытаясь понять, не изволит ли он подшучивать над своим слугой. — Да что ж я могу!

— Ты поедешь на Волынь, разыщешь архиепископа Василия, который сейчас возвращается из Володимери домой, и скажешь ему, что его хотят пленить и доставить в Вильну в качестве заложника.

— Бона что измыслили, бесово отродье! — прошептал пораженный юноша и, встрепенувшись, взволнованно воскликнул: — Так ежели такое дело, я хоть сей же час в путь! Кукиш они получат заместо владыки! А тебя, боярин, бог благословит за то, что злодейству препятствуешь.

— Архиепископ Василий, скорее всего, следует по большой торной дороге. Если поскачешь по ней, наверняка его догонишь. Только не забывай, что времени у тебя в обрез! Отряд, которому поручено захватить архиепископа, выдвинется уже на рассвете. Если тебя спросят, скажешь, что едешь с поручением в мое волынское поместье, — продолжал наставлять его Кейстут. — И еще. Конечно, тебе ничто не будет препятствовать прямиком ехать на Руси. Но если, выполнив поручение, ты возвратишься сюда, то, помимо свободы, тебя будет ждать щедрая награда. Приедешь домой обеспеченным человеком. Впрочем, можешь и не возвращаться, — добавил Кейстут, заметив недоверчивый взгляд парня.