Иван Калита

Иван Данилович ответил не торопясь:

- По княжествам баскаки выход собирают, и те баскаки от того выхода немалую толику утаивают…

Кутлуг-Темир оборвал:

- Кто из баскаков, назови?

Калита ответил уверенно:

- Сагир-хан.

- А знаешь ли, конязь Иван, что Сагира убили русичи?

- Знаю, а потому и желаю, чтоб на будущее без крови было, пусть осударь разрешит нам выход самим собирать, без баскаков. И выход тот не меньший будет. И тебя, хан, за твою дружбу ко мне я век буду помнить.

Кутлуг-Темир сидел молча, будто не слышал, о чём говорил русский князь, а потом открыл глаза, проговорил:

- Хорошо, конязь Иван…

* * *

- Урагш! Урагш! - брызгая слюной, гикал и кричал Узбек.

За ним, подминая белую пену ковыля, скачут нойоны и темники. Конь Калиты идёт легко, не отстаёт от ханского коня. Иногда, когда крупы лошадей сравниваются, Иван Данилович слегка натягивает повод.

Князь знает, хана нельзя обидеть, пусть считает, что его конь лучше.

Впереди уходит от облавы волк. Он бежит, положив голову набок и высунув язык. Иван Данилович видит, волк устал, и ему не уйти от преследователей, но он ещё держится. Иначе волк уже вступил бы в схватку.

Вот хан что-то закричал, и скакавший позади ловчий спустил орла. Птица взмыла ввысь, сделала круг, другой. Всадники остановили коней и теперь только наблюдают за орлом, а волк уходит всё дальше и дальше. Вот орёл, описав подряд несколько кругов, высмотрел добычу, камнем падает на волка. Удар, и большая птица взмывает в вышину и снова падает вниз, ещё бьёт. Волк опрокидывается на спину, пытается защищаться, но орёл последний раз налетает на него.

Когда всадники подскакали, схватка уже закончилась. Большой зверь лежал без движения, а на нём, обрызганный волчьей кровью, сидел орёл и время от времени победно клекотал.

- Якши! Якши! - Лицо хана выражало полное удовлетворение. - Приведите сюда князя Константина!

Головы всех повернулись в ту сторону, откуда, подгоняемый ханскими нукерами, шёл тверской князь. На шее Константина висела тяжёлая деревянная колодка.

Все ждали, что сейчас Узбек скажет приговор своему ослушнику. Вот в такой же колодке кончил свой век отец Константина, Михаил. Видно, и сыну его уготована такая судьба.

- Слушай, князь Константин, слушай и ты, великий князь Иван! Как этот орёл поразил волка, так и я могу поражать своих врагов. Ты, князь Константин, повинен за брата своего Александра. Сейчас я могу тебя казнить, но я тебя милую и верну те княжество Тверское. Но ослушаешься, велю задавить. Освободите его, - приказал он, и нукеры бросились снимать колодку, а Узбек уже повернулся к Калите: - А те, великий князь, даётся наша пайцза, и отныне не будет на Руси баскаков, а весь ваш выход русские князья будут платить тебе, а ты нам. И за выход тот ты в ответе.

Калита поклонился:

- Всё будет так, осударь, как велишь.

- А ещё велю те, великий князь Иван, ослушника князя Александра из Пскова изгнать и псковичей за то, что приняли к себе моего ослушника, накажи.

Узбек умолк, прислушался. Со стороны, куда ушла облава, донеслись призывные крики. Рот великого хана растянулся в улыбке, глаза заблестели.

- Якши, якши!

Для Узбека теперь не существовало ни московского князя, ни тверского. Там выгнали зверя.

- Урагш! - взвизгнул он и хлестнул коня.

За ним сорвались с места и другие. Охота продолжалась.

Часть четвёртая

Глава 1

МИТРОПОЛИТ ИЗ ВИЗАНТИИ.

олубое, чуть с зеленцой море кое-где за горизонтом сливается с небом. Поздняя осень, но море и небо чистые, а солнце греет, как в лучшую летнюю пору. Ещё зеленеют виноградники и благоухает лавр, ещё купаются мальчишки в бухте и не вьётся кизячный дым над плоскими крышами Кафы-города.

В полдень замирает жизнь торговой Кафы. Купцы, греки и армяне закрывают свои лавочки, безлюдеют узкие, мощённые булыжником улицы.

В тени высокого кипариса, в плетённом из виноградной лозы кресле сидит митрополит Феогност. Перед ним на таком же круглом столике глиняная миска с виноградом, нарезанная дольками дыня.

Митрополит задумчиво смотрит на море, на зернистый искрящийся песок на берегу. Монотонно, одна о другую шлёпают морские волны, оставляя за собой мутную пену прибоя.

А вдали море как будто застыло. Корабли со свёрнутыми парусами не шелохнутся, и только быстрые лодки бороздят бухту.

Стоящий за спиной Феогноста кафский поп о чём-то говорит, но митрополит не слышит, он думает о другом.