Иван Московский. Первые шаги

— Зачем мне тебя отпускать? Ты враг моего отца и деда. Вот отпущу я тебя. И дальше что? Ведь снова против нас воевать станешь. А воюешь ты хорошо. Вот и посуди — на кой леший мне своими руками отпускать доброго командира к своим врагам? Умрешь от ран — и ладно. А коли нету ран, то их и нанести недолго.

Александр Васильевич после этих слов уставился тяжелым взглядом на своего визави.

— Я могу дать БОЛЬШОЙ выкуп.

— Мда… — покачал головой Ваня. — Меня духовник учил, что обманывать старших нехорошо. Для этого сначала надо вырасти. А вот не обманывать младших, видимо, никого не учат.

— Я не лгу!

— Александр Васильевич, как ты сможешь заплатить мне большой выкуп? А на что ты сам жить-то будешь? Дружину свою содержать? А ведь ее еще и восстанавливать придется. Или думаешь, что Казимир за тебя денег даст? Серьезно? Ты так думаешь? Ну хорошо. И сколько он сможет отсыпать?

Так Ваня князя и дразнил. Ведь тот не мог дать никаких гарантий. А наш герой с легкостью размазывал его обещания по стенам куда более весомыми аргументами. Посему не до чего с Чарторыйским и не договорился. Ну как? На слово ему княжич не поверил, потребовав написать письмо своему сюзерену, чем обидел безмерно…

Уделив пару дней приведению войска в порядок, сбору трофеев и похоронам павших, Ваня принял решение идти дальше — к Новгороду. Чего сидеть-то? Богатые и объемные трофеи сильно стреножили его войско. Так что бегать по округе и обдирать малые города новгородских земель он больше не мог. А тут — был шанс. Не захватить внезапным налетом, конечно. Нет. На это он даже и не надеялся. Но мало ли удастся убедить горожан дать ему откуп на волне впечатления от разгрома? Пусть даже и символический, чтобы было чего отцу показать.

Но не тут-то было. Гибель в битве на Шелони сына Марфы Борецкой, фактического лидера Новгорода, настроил ее крайне враждебно. Да и войско не впечатляло — оно было явно недостаточным для взятия города. Во всяком случае, по местным меркам. Из-за чего попытки вести переговоры попросту провалились. Горожане вели себя надменно и постоянно пытались «указывать место» людям княжича. Слова же, переданные им, игнорировали. Еще и со стен то и дело выкрикивали обидные вещи. Так что общение закончилось очень быстро. Но как-то расстроиться Ваня не успел…

— Ливонцы? — Полным изумления голосом спросил княжич, глядя на подходящих из-за перелеска всадников.

— Похоже на то, — с не меньшим удивлением находившийся рядом Холмский.

В принципе отряд, быстро оказавшийся на виду целиком, был небольшим. Всадников триста — триста пятьдесят, плюс обоз. Но их лошади выглядели намного массивнее тех, какими располагала конница княжича, а доспехи были латными. Во всяком случае у части этого отряда — у братьев-рыцарей. То есть, смять их натиском московской конницы не получилось бы. Скорее, напротив. Лоб в лоб они могли достаточно легко стоптать конницу княжича. Хуже того — в Новгороде наверняка находилось всадники, отступившие с Шелони. Ну, могло находиться…

— Плохая диспозиция, — тихо прошептал себе под нос княжич, но кое-кто из окружения его все равно услышал.

— Что-что? — Переспросил Холмский, не знавший слово «диспозиция».

— Я говорю, что у ливонцев плохая диспозиция, — начал выкручиваться Ваня. — Смотри как неудачно стоят?

— Неудачно? — Вновь переспросил Даниил, глянул на поле боя, но ничего такого не заметил. — Почему неудачно? Хорошо вышли. Сейчас построятся и ударят по нам.

— Бери своих и атакуй. Но! — Воскликнул Ваня, патетично вскинув руку. — Как сойдетесь на полторы сотни шагов — отворачивай! Заходит вон оттуда, а сворачивай — туда. И по дуге — сюда. Понял?

— Понял.

— Ты понимаешь, что если не отвернешь сам погибнешь и конницу мою положишь? — Выгнув бровь, поинтересовался княжич.

— Понимаю, — хмуро ответил Холмский.

— Твоя задача увлечь ливонцев и подставить их под удар. Ясно?

— Ясно.

— Действуй.

И Даниил, пришпорив коня, сорвался с места. Ваня же тем временем самым энергичным образом строил свою пехоту, подтягивал обоз, дабы повозками сформировать искусственное препятствие, и расставлял немногочисленную, убогую, но все же артиллерию.

Пикинеры стали вдвое более глубоким построением. Все-таки им противостояли всадники куда мощнее обычных для Москвы. Из-за чего и стрелки уменьшили ширину фронта, выстроившись в две линии. Так что теперь разом могла стрелять лишь сотня «стволов».

Тем временем Бернхард фон дер Борх хмурил лицо.

— Кто это такие!? Что им здесь надо? — Наконец произнес он в полном недоумении.