Иван Московский. Первые шаги

– Пьетро, оставьте! – отмахнулась девица. – Я хочу посмотреть!

– Я настаиваю!

– Пьетро, ради нашей дружбы. Здесь решается и моя судьба. Не будьте таким жестоким.

– Хорошо… – после долгой паузы произнес Пьетро и вновь обратил свой взор к полю боя. А там орудия уже замолчали, перегревшись. Много ли им надо? Бронзовые стволы, выплевывая по четыре выстрела в минуту, уже к исходу третьей дошли до кондиции, подразумевающей тление свежих картузов. Это княжич заранее выяснил эмпирически, поэтому и приказал прекратить огонь и банить стволы.

Но и тех ста сорока четырех ядер, что дюжина «саламандр» успела отправить «в гости» к Казимиру, оказалось достаточно, чтобы наделать дел. Не столько в формате нанесения прямого урона, сколько как фактор деморализации. В лагере начались было бардак и паника. Однако обстрел прекратился. Еще бы несколько минут огня – и все войско Казимира обратилось бы в паническое бегство. От неожиданности. От непривычности к таким формам боевых действий. Но теперь, когда противник перестал стрелять и стоял в поле, всадники, кое-как удерживая лошадей, направили свой гнев и страх на них. Ведь их было так мало. Казалось – дунь, и ветер унесет эти жалкие ряды.

И вот, увлеченные не приказом, а каким-то общим порывом, из лагеря стали высыпать всадники. Кто в чем. Хватало и тех, кто не успел даже кольчуги надеть и был в обычном тряпье. Чего-то подобного княжич и ожидал. Поэтому-то и заставил банить стволы влажными банниками, стремясь охладить их хоть немного.

Беспорядочная толпа всадников общей лавой ринулась вперед…

– Бей! – рявкнул командир артиллерии, когда эта орда вышла на дистанцию примерно шагов в двести – двести пятьдесят.

Бах! Бах! Бах! – относительно слитно ударила дюжина «саламандр» тяжелой кованой картечью. И сразу же бросились перезаряжаться. Второй картечный залп совпал с первым пищальным. Три секунды. Смена линии стрелков. И новый пищальный залп. Еще три секунды. И новый. Еще три. И еще раз. Еще три. И новый удар картечью. Теперь уже ближней, мелкой, свинцовой.

А потом и стрелки, и артиллеристы бросились под прикрытие пикинеров, опустивших свои пики. На швейцарский манер, как отметили итальянские наблюдатели. Первый ряд упер пики в землю, готовясь принимать на них боевых коней. Второй и третий взяли ударным хватом. Стрелки же, отойдя за пикинеров, начали лихорадочно перезаряжаться.

Однако мощного кавалерийского удара не вышло. К пехоте вылетели лишь отдельные бойцы на неуправляемых лошадях. И тех очень быстро успокоили. Где-то приняв на пики. Где-то добив пищальным выстрелом.

Небольшая пауза, позволяющая пороховому дыму рассеяться, и пехота пошла вперед. Спокойно. Мерно. Под барабанный бой и игру волынок. Без лишней суеты, походя добивая раненых лошадей и людей. Главное – не спешить. Ваня совсем не рвался в лагерь Казимира, где эта «полевая отповедь» довела всю эту людскую массу до кипения. То есть до паники. И это явно обозначенное наступление московской пехоты стало триггером, оформившим всю эту нервозность в презренное бегство. Бросая все и вся.

Ваня же, не дойдя сотни шагов до лагеря, остановил свою пехоту и стал выжидать. Кавалерия под командованием Холмского сорвалась и двинулась с фланга, не давая противнику забиться в ближайший лес. Направляя его на Смоленскую дорогу. То есть туда, откуда он пришел, разграбив по пути почти все поселения.

– Мда… – констатировал увиденное Пьетро Риарио. – А почему его войска остановились? Почему они не входят в лагерь? Почему не устремились за своей законной добычей?

– Джованни им этого не разрешал. А порядок и дисциплину он очень высоко ценит.

– Не разрешал?! – удивился представитель Милана. Для него это звучало дико. Как и для всех других. Кто-то представлял из них классику феодального войска, кто-то наемников, но для всех из них добыча была краеугольным камнем военной кампании. И они не понимали, как войско может остановиться перед брошенным лагерем. Это же такой соблазн!

– Он не считает дело законченным. Смотрите, – произнес Джан Батиста и кивнул на поле.

И, словно в подтверждение его слов, со стороны группы всадников, ехавших за строем пехоты, донесся пронзительный звук трубы, явно привлекающий внимание. Потом один из всадников стал что-то махать флажками. А дальше произошло еще одно чудо, по меркам итальянских наблюдателей.

Зазвучал горн, и Даниил Холмский повел свою конницу в обход лагеря на указанную ему княжичем позицию. На фланг, создавая угрозу для итальянского отряда. При этом всадники не свалкой пошли, а перестроились в колонну и выдвинулись, удерживая строй. Не идеально, но очень крепко. Во всяком случае, эта эволюция из развернутого в две линии фронта в походную колонну с организованным передвижением произвела на итальянцев впечатление не меньше, чем сам факт «дистанционного управления».