Не прошло и четверти минуты, как стрелки зарядились.
Порох в стволах не держали из-за сырости. Но это особенно и не требовалось — навыки у бойцов имелись хорошие.
Раз.
И раздались первые залпы.
Работали по выявленным скоплениям лучников неприятеля. Те стояли в зарослях, но не рассеянным строем, а относительно скученно. Джунгли ведь не поле и далеко не всюду можно «примоститься». Поэтому ответные залпы аркебузиров оказались лучникам очень… хм… неприятны.
Тяжелым свинцовым пулям были все эти заросли «до малины».
Четверть минуты.
И новая группа залпов.
Воинский командир экспедиции очень ловко распределил сектора и цели. Что позволило сразу же начать отвечать почти что в круговую. И туда, и сюда.
Еще залп.
Еще.
И так много раз.
В какой-то момент из зарослей на бойцов экспедиции бросились воины, одетые в пестрые наряды, имитирующие не то огромных птиц, не то каких-то обросших мехом животных. Но стрелкам было без разницы. И эти странные парни, размахивающие большими плоскими дубинками, утыканными на гранях острыми камнями, просто полетели на землю. Аркебузы в упор по не защищенным доспехами телам — страшное оружие.
Кто-то прорывался.
Но их угощали бердышами ребята в полулатах. Так-то против воинов в доспехах эти топоры были не очень полезны и применялись ограничено. А тут — самый сок. Отчего удары буквально разваливали на части неприятеля. Шкуры — плохая защита.
Впрочем, таких удачливых «бегунов» оказалось немного. Большинство оказалось либо поражено пулями, либо отступило, устрашившись необычного и непривычного оружия. После Тулума среди ацтеков о нем ходили уже целые легенды. Дескать, против него нет защиты и ничего не может остановить этот проклятый комочек мягкого металла.
— Прекратить огонь! — скомандовал военный командир экспедиции.
Стрелять все одно было уже бесполезно — дым все застилал вокруг отряда. И выставив вперед рябят с бердышами и бойцов с круглыми стальными щитами да рапирами он занял выжидательную позицию. Однако никто не атаковал. Только стоны раненых и умирающих заполняли окружающие джунгли. Ну и какие-то природные звуки.
Простояв так еще с четверть часа, командир приказал бойцам добить раненых. И осмотреть все. А еще через час отряд продолжил свое движение и его в этот день больше никто не беспокоил…
— Против самых лучших стрел, все решает огнестрел… — констатировал адепт Механики.
— Ты думаешь? — перешагивая через труп воина-ягуара поинтересовался священник.
— Так думает наш король. Это его поговорка…
Тем временем в Вильно шел торжественный прием.
Фридрих быстро-быстро улепетывал, местные же воевать с соседом не собирались. Не только потому, что не хотели, но и не могли. Особенно после очень выразительных демонстраций, произведенных в двух полевых битвах.
— Я рад приветствовать тебя у себя в гостях! — произнес Александр Литовский. — Ты даже не представляешь, как я счастлив избавиться от этого навязчивого общения с Фридрихом.
— Взаимно, — коротко кивнул Иоанн. — Мне крайне приятно, что не пришлось драться с братом мое возлюбленной супруги.
— О! Это было непросто. Фридрих меня пытался постоянно принуждал к этому.
— Как он тебя отпустил?
— А зачем я ему теперь? Он идет в Польшу искать артиллерию. У меня в Литве с ней все плохо. Ни пушкарей, ни пушек. Да и я его утомил. Ведь с моим войском вечно были сложности. То застрянет, то опоздает, то придет не туда, то упьется.
— Ты большой молодец, что людей сберег. Они великая ценность. Сильное разорение твоим землям Фридрих учинил?
— Жалобы идут одной сплошной рекой. — покачал головой Александр. — Их даже прочитать все не могут. Там, где он проходил — сельское население разбегалось и жизнь приходила в упадок.
— Разбойник, — покачал головой король. — А еще твой родственник. Разве можно так?
Помолчали.
Риторический же вопрос.
— Намедни ко мне прибыл человек из Риги. От Ганзы. — произнес Великий князь Литовский.
— Они уже устали осаждать мой город?
— Истинно так, — улыбнулся Александр. — Устали. И хотели бы полюбовно разойтись, выплатив компенсацию.
— Даже так?
— По их словам к войне Ганзу принудил Фридрих, как Император Священной Римской Империи, в землях которой стоят их города. Узнав же, что его побили, они и решили не доводить до греха. И просят, чтобы ты их принят.
— Вовремя одумавшийся — лучше, тем упорствующий до самого конца. Я-то грешным делом уже думал, что к ним пора идти в гости. Вразумлять. А тут такое прояснение. Славно… славно… Вечером я их приму.
— Я передам им твои слова. Уверен, они будут счастливы встретить такое понимание.
Иоанн улыбнулся. Кивнул. И выдержав паузу спросил:
— Тебе ведомо, кто отравил твоего отца и моего тестя?
Тишина.
Александр Литовский, да и, пожалуй, вся свита, присутствующая на приеме, напряженно замолчали. По лицу… по лицам было видно — прекрасно знали. Но говорить не спешили.
— Твой отец был уже не молод. Несколько лет и он бы преставился, а ты бы так и так стал Великим князем Литовским. Но известные тебе личности решили ускорить это дело. Совершив преступление перед людьми и Богом.
— Отчего же перед Богом? — спросил кто-то из свиты.