Иван Огородников

— «Почтеннейший Иван Игнатьич! Спешу вас уведомить, что масло, которое вы дали мне на образец, я показывал нескольким московским химикам, людям весьма почтенным и ученым, и вот что узнал от них. Масло это употребляется как в аптеках, так и в химических лабораториях»…

— Стой! — перебил его Огородников. — Этого слова я не понимаю.

— Лабораторию-то? — важно спросил Фиолетов.

— Да не выговорю даже.

— Лаборатория… это… это… — начал Фиолетов. — Это такое заведение, в котором ученые химики работают… Там у них разные реторты, фильтры…

— Мастерская, значит? — спросил Огородников.

— Да.

— Ладно, читай дальше.

— «Масло это, — продолжал Фиолетов, — весьма ценное и доходит иногда в цене до 40 рублей за пуд, по крайней мере, в настоящее время вам бы охотно дали за него эту цену»…

— А? — воскликнул Огородников, все более и более воодушевляясь.

Но Фиолетов уже не слушал его и продолжал читать:

— «Если вы пожелаете доверить мне это дело, — писал студент, — то вышлите масло, и я немедленно продам его. От тех же знающих людей сведал я, кроме того, что масло это в большом спросе в Лондоне, где употребляется на заводах, изготовляющих краски и разные смазки для машин. Мне обещали собрать подробные об этом сведения и даже сообщить адрес той английской конторы, которая занимается покупкою этого масла. Как только получу эти сведения, так сообщу вам, а пока от души советую заняться этим делом, которое может обогатить вас».

— Ну, каково? — спрашивал Огородников, подбоченившись.

— А у тебя сейчас-то есть ли это масло?

— То-то и горе, что нет! А кабы было, так разве я пришел бы к тебе?

— Эх! — вскрикнул Фиолетов и даже пальцем прищелкнул.

— Ведь я наделал-то самую безделицу, — продолжал Огородников, — из любопытства только: что, мол, выйдет!.. Ходил, знаешь, по полю, увидал на траве орешки какие-то колючие, раскусил один, а там зернышки, точь-в-точь как в подсолнухах ядрышки… Я и давай набирать их.

— А много у нас травы-то этой?

— Травы-то?

— Да.

— Сколько хочешь!.. И по самым все негодным местам растет… Да чего! — в городе у нас, по улицам — и там не оберешься ее… А люди-то мимо ходят и не знают, что ногами золото топчут!..

— Что же ты теперь делать будешь? — допрашивал Фиолетов, расхаживая из угла в угол.

— Что делать-то? Масленку строить, вот что!

— А потом?

— А потом придет осень, накошу этой самой травы сколько вздумается, обмолочу ее, орешки оберу на своей дранке, а из ядер погоню масло… — И, ударив кулаком по столу, вскрикнул: — Эх! мне бы только годика два поработать, покамест еще никто этого дела не расчухал, покамест на траву эту никто внимания не обращает… А там, через два-то года, пускай другие наживаются!.. Ну, что же, дашь, что ли, денег?..

— А тебе много нужно? — спросил Фиолетов не без робости.

— Рублей двести…

Молодой человек даже руками всплеснул, — а Огородников не отстает.

Часа два пробеседовали наши приятели, и наконец беседа эта кончилась тем, что Фиолетов сбегал в питейный и купил на деньги Огородникова бутылку водки и какой-то колбасы. Водка подействовала, и молодой человек, выпивая рюмку за рюмкой, видимо делался сговорчивее.

— Только уж это как хочешь, — говорил он, — а уж двухсот рублей я тебе не дам… больно много!..

— Да ведь так же у тебя деньги-то лежат! без пользы…

— И пускай!.. небось, места не пролежат… Они у меня в укладочке, нарочно укладочку для них купил… Связал деньги пачечками и уложил рядом… А ты сколько мне процентов дашь?

— Не знаю, сколько ты положишь?..

— Я, брат, на далекий срок не дам…

— А на какой?

— На три месяца, — больше не дам…

— Да ведь в три-то месяца я не обернусь! — испуганно заметил Огородников. — Надо масленку выстроить, травы накосить, намолотить, масла наделать, продать его… По крайности — на полгода…

— Ни, ни, ни за что! — возразил Фиолетов.

— Ну, хоть на пять месяцев…

— Не дам…

— Да ты что? — рассердился наконец Огородников. — С ума, что ли, спятил?..

— Больше как на четыре месяца не дам — и то, чтобы проценты все вперед…

Огородников подумал немного, посчитал что-то на пальцах и сказал:

— Ну, ладно! На четыре, так на четыре…

— Только ты знай, — добавил Фиолетов, — что больше ста рублей я тебе не дам… У меня пачки там — все по сту…

— Ну, вот две и давай…

— Ни за что на свете!..

— Чучело гороховое! — урезонивал его Огородников. — Да ведь не пропадут же твои пачки, — назад получишь…

— Больше одной пачки не дам!.. Боюсь я…

— Чего же ты боишься?

— И сам не знаю… Понимаешь ли? — ведь это первый опыт, так сказать, первый шаг… Когда попривыкну, тогда, может, и робость пропадет… А теперь — и проценты взять хочется, и вместе с тем робею… Сердце даже замерло от страха.

Огородников плюнул, принялся ругать Фиолетова. Но все-таки дело кончилось тем, что Фиолетов более ста рублей дать ему не решился, и то с тем условием, чтобы расписка была написана на двести рублей и чтобы была засвидетельствована нотариусом.

— Зачем же в двести рублей, коли ты мне всего сто даешь?

— А это для того, чтобы помнил хорошенько, — бормотал юноша, — чтобы до суда не доводил.

— Ты этак больно скоро разбогатеешь…

— Заплати в срок — и не взыщу.

— А как взыщешь?