Иван Опалин

Заметив, как Маховер застыл на месте, и вслед за тем услышав выстрел, Бардышев рванул в дом. Опалин, перепрыгнув через тело убитого, побежал следом.

Он знал, что допустил ошибку, которая могла дорого ему обойтись, и оттого злился. Оказавшись лицом к лицу с невысоким кудрявым Вениамином, который выглядел, как типичный маменькин сынок, и ни капли не походил на бандита, Иван на доли секунды растерялся и выстрелил чуть позже, чем следовало — когда Маховер уже тянулся за оружием. А надо было сразу же убить Вениамина и тотчас же гасить Бардышева, пока он не ушел с крыльца.

Ба-бах! Лука добрался до своего обреза (Опалин помнил из досье, что бандит предпочитал именно этот вид оружия) и выстрелил в него, но попал в дверь. Щепки брызнули во все стороны.

— Окружаем дом, окружаем, не мешкаем! — заорал Опалин, поймав кураж. Он хотел испугать противника и создать впечатление, что тут много агентов, но Лука ответил порцией грязных ругательств. В соседнем дворе лаяла и бесновалась собака.

Вторая пуля из обреза прошила дверь насквозь, а затем защелкал маузер. "Вот тебе и досье, монпансье", — глупо подумал Иван, скатываясь с крыльца. Он не был ранен, но сознавал, что преимущество позиции не на его стороне.

— Попробуйте взять меня! — крикнул Лука из дома и припечатал фразу крепкой бранью. Переведя дух, Опалин пополз вдоль стены к окну. Немного подумав, он убрал браунинг, достал из кармана гранату, выдернул чеку, швырнул гранату в окно и бросился за поленницу.

Сначала ему показалось, что он ошибся, сделал что-то не так и граната не взорвалась, но вот в доме что-то грохнуло, вылетели ставни, взметнулись занавески…

— А-а-а… — болезненно замычал человек, находившийся внутри.

Приблизившись к дому, Опалин с предосторожностями заглянул в окно. Бардышев лежал на полу и истекал кровью, потому что ноги ему оторвало взрывом. Несколько осколков угодило в живот, и зрелище было ужасное. Но, даже хрипя в агонии, он все пытался дотянуться до маузера, который выпал из его руки и лежал в шаге от него.

Ворвавшись в дом, Опалин ногой отбросил маузер. Лука взглянул на своего врага с непередаваемым выражением. Пес завыл в соседнем дворе, словно тут умирал его хозяин.

— Ненавижу… эту тварь… — с усилием вымолвил бандит, пару раз дернул челюстью и обмяк. Взгляд его застыл. "Закрыть ему глаза? — подумал Иван. Но ему не хотелось дотрагиваться до тела человека, которого он убил. — А, да ну его".

Он стоял, тяжело дыша, и пот струился у него по телу. Странным образом он ничуть не ощущал себя победителем. Двух бандитов он убил, но еще трое, включая Стрелка, оставались на свободе. Держа браунинг наготове, Опалин обошел дом. В одной из комнат он увидел знакомый патефон и закусил губу. "Значит, Сонька тоже тут квартирует, — констатировал он, найдя в шкафу женские вещи. — И они говорили, что ждут какой-то поезд. Ну-ну…"

"А ведь они вернутся сюда, — неожиданно понял он. — Вернутся, а у забора труп валяется… Нехорошо".

Он вышел из дома, взял труп Маховера за ноги и поволок его за сарай, после чего забросал снегом следы крови. Неожиданно калитка отворилась. Опалин дернулся — и тут узнал человека из первого дома, который колол дрова. Это был худой, жилистый мужичок, с виду лет 50, с тощей шеей и печально свисающими усами.

— У вас тут что, стреляли? — несмело спросил тот.

— Не, просто примус взорвался, — ответил Опалин, кивая на обгоревшие занавески. Но тот заметил, как Иван сунул руку в карман, и быстро сделал шаг назад.

— Примусы… да. Это такое дело… Извините…

— Ничего, Сонька все равно собиралась новый привезти, — буркнул Опалин. Мужичок замер.

— Софья Васильевна? Что ж… Дело хорошее…

И одно это почтительное "Софья Васильевна", сопровождаемое вздохом, сказало молодому сыщику больше, чем тома исследований.

— Ай, бесстыдник, — промолвил Иван укоризненно, качая головой. Мужичок замигал, но потом смущенно засмеялся.

— Хорошая она баба, — сказал он.

— Сеструха-то моя? — хмыкнул Опалин, с ходу записываясь в братья к женщине, которую ненавидел. — Хорошая, да. Только ты это… смотри! Не шали!

— Да я че, я ж все понимаю, — вздохнул мужичок, и лицо у него сделалось такое грустное и влюбленное, что Ивану стало не по себе. — Ваша сестрица — женщина видная. А я что?

— Ну женщин-то много на свете, — не удержался Опалин.

— Много-то много, — серьезно ответил собеседник, — а Софья Васильевна одна. А танцует как! — Он снова вздохнул. — Ладно, если что… я тут рядом, хорошо?

Он ушел, осторожно ступая подагрическими ногами в валенках. "Ну вот, и этот старик попался на Сонькину удочку", — подумал Иван с неудовольствием. На самом деле старику было 37 лет, но на фронте он был отравлен газами и с той поры часто болел.