Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

Что тут началось! Не выдержав, некоторые из зрителей выбежали на манеж, но их тут же усмирили двое полицейских чинов, присутствующих в зале. Тогда самые нетерпеливые ограничились тем, что, встав на бортик, кричали и махали руками.

Иван плохо их видел. Перед глазами все плыло и кружилось, словно его затягивало в гигантский водоворот. Кто-то взял его руку и поднял.

«Да это же победа!» – сообразил Иван.

Его чествовали как победителя, хотя на самом деле он проиграл четыре схватки из пяти. Профессионалу бы поклонники такого не простили…

Борец, с которым пришлось схватиться последним, вывел Ивана на задний двор к умывальнику. Было уже темно. Поддубный смывал пот, ополаскивал лицо, фыркал. Атлет протянул ему полотенце.

– Вытрись. Ветер прохладный. А ты хорош. У кого учился?

– Отец в селе учил.

Атлет хмыкнул. Он-то ожидал услышать другое.

– Ладно. Счастливо тебе. Может, когда и увидимся.

Мужчины крепко пожали руки и разошлись. Поддубный стоял на площади перед цирком. Огни погасли, горели лишь фонари. Потерявшие свои яркие краски в полумраке, полощущиеся на ветру флажки – все казались одинаково серыми. В ушах все еще стоял восторженный гул зала. Это было чем-то вроде сладостной отравы, попробовав ее однажды, уже никогда не сможешь отказаться от нее.

– Я проиграл четыре схватки, – прошептал Иван. – Да. Но одну я выиграл!

Только сейчас он заметил, что еще не вся публика разошлась, некоторые прохаживались рядом с цирком. Другие осели в питейном заведении на краю площади. Огоньки ламп под балками открытой террасы казались желтыми звездочками. Усталость, радость первой победы, досада от четырех поражений – все смешалось в душе у Поддубного. Он знал, что, вернувшись домой, не сможет уснуть, а соседи станут укорять его – почему не сказал о том, что сегодня будет бороться в цирке. Иван двинулся туда, куда манил его свет. Заказал себе шкалик водки, бублик, задымил папиросой. Господа за соседним столиком его узнали, приветственно махнули рукой, позвали буфетчика, чтобы принес борцу из народа еще один шкалик. Пришлось поднять рюмку в сторону угощавших и опрокинуть ее в рот.

Хмель довольно быстро ударил в голову. Зато, как говорится, отпускало, уходила усталость. Иван опустил голову на кулаки и тихо затянул украинскую народную песню, которую слышал от матери. Когда же поднял ее, то увидел, что напротив него сидит тот самый коверный из цирка – даже не посчитал нужным переодеться. Перед цирковым тоже стоял шкалик с водкой. Коверный хитро подмигнул, как бы намекая на то, что реален, а не является плодом воображения подвыпившего борца из народа, и налил себе в рюмку.

– Утомили вы меня сегодня, Иван Максимович, – начал он. – Ну разве так можно?

– Жалеете, что согласились меня выпустить на ковер? – спросил Поддубный, наливая и себе.

– Ни вот столечки не жалею, – коверный почти свел большой и указательный пальцы вместе и вновь хитро подмигнул. Стало заметно, что и он немного пьян. – Но… утомили. Не столько меня, но… в первую очередь себя. Егоров я, Александр Онуфриевич, – неожиданно представился коверный.

Мужчины обменялись рукопожатием, после чего циркач сделался грустным:

– Вы, – обратился он к Поддубному, – совсем себя не жалеете. Ну разве так можно? Смотрю я на вас и думаю: вот мне бы сейчас с моим опытом да ваши годы.

Иван слушал и не мог понять, к чему клонит коверный.

– Очень хотелось мне сегодня выиграть, – проговорил он.

– Вы и выиграли, хоть и проиграли, – вновь прозвучало не слишком понятно. – Я ведь не всегда коверным был, – на лице пожилого мужчины появилась мечтательная улыбка. – Начинал гимнастом. А у гимнастов век под куполом цирка короткий. Но выступление – это как отрава. Овации зрителей, выход на поклоны, – Егоров приложил руку к сердцу. – Вот здесь оно все. А теперь я выхожу на арену, объявляю номер. Зал аплодирует, но не мне. Давайте еще выпьем. Вам сегодня можно.

Немного налили в рюмки, чокнулись, выпили. На этот раз без всяких тостов. Коверный подпер голову рукой, глядя на то, как Иван закуривает.

– Вы что собираетесь делать в дальнейшем? – поинтересовался коверный.

– Домой пойду, завтра, как вы справедливо заметили, мне в порт надо.

– Я не о завтрашнем дне. Я вообще – о жизни.

Поддубный прикусил губу, выдавать сокровенные мысли ему не хотелось, к тому же возникли они лишь в последние дни. Александр Онуфриевич помог ему.

– О цирковой карьере мечтаете. Вижу, вижу, зараза уже и в вашей душе поселилась, как когда-то в моей.

– Мечтаю.

– Думаете, что много денег можно будет заработать? – хохотнул коверный. – Большие деньги единицы получают. И сразу можете себя готовить к тому, что нормальной семьи у вас никогда не появится. Цирковая жизнь – она вся на колесах. Сегодня здесь, завтра – там.

– Есть у меня шанс? – напрямую спросил Иван.