Номер в цирковой гостинице, который достался Поддубному, был немногим больше, чем его феодосийская комнатка. Как понял Иван, до него это помещение занимала какая-то дама. В память о ней осталась почти порожняя коробка от пудры, несколько писем в распечатанных конвертах и пара порванных шелковых чулок. Прикосновение к этим вещам заставило Ивана волноваться. Особенно – запах пудры. Так пахло от богатых дам на променаде, когда они проходили рядом. Выбросить все это у Поддубного не поднялась рука. Он просто завернул забытые вещи в газету и засунул в дальний угол прикроватной тумбочки.
В гостиничном житье был еще один плюс. Здесь имелся ватерклозет и даже душ. Вещь для циркового артиста очень нужная. Ведь во время выступлений буквально обливаешься потом. Иван выждал время и, посчитав, что все, кто хотел помыться, уже сделали это, прихватил пару чистого белья, мыло, полотенце и вышел в коридор. Вдоль стен тянулся ряд одинаковых дверей. За одной из них слышались голоса, звучал женский смех. Чувствовалось, что здесь не принято ложиться рано. Душ располагался в самом конце коридора. Иван шума воды не услышал, а потому спокойно открыл дверь и вошел. В нос тут же ударил влажный теплый пар, пахло душистым мылом. В углу поблескивал огнем из маленькой дверцы титан. И только сейчас Поддубный заметил, что он здесь не один. Сперва он увидел висевший на кафельной стене ярко-красный шелковый халат с вышитыми на нем золотыми драконами. И только потом, в неверном тусклом свете, лившемся из закрашенного белой краской окна, заметил над дверцей душевой кабинки женскую голову и обнаженные плечи. Пара темно-карих глаз смотрела на него внимательно и, как ему показалось, насмешливо. Иван тут же узнал – это была Эмилия, эквилибристка-канатоходец.
– Простите, – попятился Поддубный. – Я думал…
Что именно он думал, Иван так и не сформулировал, покраснел, осекся. Вид обнаженных белоснежных плеч смутил его. Женщина заливисто рассмеялась.
– Да не тушуйтесь. Проходите, есть же свободная кабинка. У нас, у цирковых, такое в порядке вещей. Раздевайтесь, я не смотрю, – Эмилия повернулась спиной и даже принялась что-то напевать на незнакомом Ивану языке.
Над дверцей мелькнула рука с губкой, стало слышно, как она скользко поскрипывает, растирая по телу пену. Чувствуя себя ужасно неловко, Иван разделся до белья и поспешил закрыться в соседней кабинке. Рядом зашумела вода, мыльный поток поплыл к нему под деревянный настил.
– Тра-ра-ра, тра-ра-ра… – пропела Эмилия незамысловатый припев. – Я смотрела сегодня ваше выступление, – прозвучал милый, несколько низкий грудной голос. – Вы были великолепны и неподражаемы. Ни одного поражения. Вы слушаете меня?
– Слышу, слышу, – пробормотал Иван, включая обжигающе холодную воду, но даже она не могла остудить его.
Было что-то ужасно стыдное и в то же время сладкое в том, чтобы, будучи абсолютно голым, говорить через тоненькую перегородку с обнаженной женщиной.
– У вас был хороший наставник?
– Я сам занимался, по журналам.
– Трудно в это поверить. Наверное, вы скромничаете.
Раздался звук падения, брикетик мыла скользнул под не доходящую до пола перегородку и ткнулся в ногу Ивану.
– Ой, мыло уронила. Какая же я неловкая! – Эмилия протянула под перегородку руку и принялась шарить, но не могла достать.
Иван, как ошпаренный, дернулся, прижался к стене, не сводя глаз с изящной руки.
– Вам несложно будет подать мне мыло? – прозвучало очень буднично, словно просили передать солонку за столом во время обеда.
– Сейчас… – язык от волнения прилипал к небу, Поддубный нагнулся, подхватил скользкое мыло и вложил его в ладонь Эмилии. – Держите.
– Благодарю, – пальцы с ухоженными ногтями сперва коснулись руки Ивана. – Простите, я же ничего не вижу, – затем они обхватили брусочек.
За перегородкой вновь зашумела вода. Поддубный поднес к лицу ладонь с клочками душистой пены. Мыло было дорогое, французское, не чета тому простому, которым пользовался Иван. Казалось, что Эмилия забыла о своем соседе по душу, она продолжала напевать. Время от времени под перегородкой показывались ее миниатюрные ступни. Больше всего Поддубного поразило то, что ногти на ногах были покрашены красным.
– Вы холодной водой моетесь? – неожиданно спросила эквилибристка.
– Ага.
– Я тоже закаляюсь. Сперва горячая-горячая, а затем ледяная, – шум воды смолк, Эмилия предупредила: – А теперь не подглядывайте, я выхожу.
Иван отвернулся к стене, на него лились струи ледяной воды, но даже сквозь их шум он слышал, как шуршит халат.
– Все. Счастливо оставаться и спокойной вам ночи, – проворковала эквилибристка. – Как-нибудь заходите ко мне в гости. Я в шестом номере живу.
Хлопнула дверь, впустив в душ порцию свежего воздуха. Иван перевел дыхание и принялся ожесточенно тереть тело жесткой морской губкой.