Иван Пырьев. Жизнь и фильмы народного режиссера

И. П. Трайнину почему-то хотелось, чтобы в маленьком низком ателье на Житной улице снимались не как обычно небольшие уголки комнат, изб и т. п., а большие сложные «декорации». Когда я начинал работу над «Государственным чиновником», он сказал мне:

– Вы, молодой человек, не очень жмитесь на Декорациях. Стройте такие, какие надо. Не стесняйтесь.

На это я заметил, что строить большие декорации мешает стеклянный потолок ателье…

– Если мешает, мы его разберем…

И действительно, через неделю стеклянного потолка не было.

Помню одно из совещаний у Я. М. Металлова (уже на «Мосфильме»). Обсуждался сценарий, который я должен был ставить.

На совещании к сценарию редакторами и товарищами, ведающими производством, был предъявлен целый ряд верных и неверных, на мой взгляд, претензий. Когда совещание кончилось и все ушли, Металлов, оставшись со мной вдвоем, спросил:

– Ну как, Иван Александрович, все поняли, что вам здесь предлагалось?

– Да, все, – ответил я.

– Вот и хорошо. А теперь идите и делайте так, как вы найдете нужным, – приветливо улыбнувшись, сказал директор. – Желаю успеха…

Но и товарища «Скороуходова» (так прозвали Скороходова на студии) я тоже никогда не забуду. До того, как попасть в кино, он заведовал московскими театральными кассами, откуда его за какие-то неблаговидные дела сняли и «трудоустроили» на студию. Директорствовал он, правда, недолго – всего три-четыре месяца, но бед принес немало… Он был энтузиаст-перестраховщик руководствовавшийся лозунгом: «Берегись инициативы! Больше увольняй, меньше принимай!»

Идет он как-то по коридору студии, видит – сидит режиссер В. Легошин и читает книгу.

– Вы где работаете? – остановившись, спрашивает его Скороходов.

– Здесь. На студии.

– А что вы делаете?

– Да пока ничего…

– Зайдите ко мне, – приглашает его Скороходов.

Легошин заходит.

– Садитесь.

Легошин садится. Скороходов что-то быстро пишет на листке бумаги и протягивает ему.

– Вот, пройдите в бухгалтерию и получите расчет…

За короткий срок Скороходов уволил чуть ли не половину работников студии. Вскоре его сняли.

Между тем положение мое становилось все хуже и хуже, я стал подумывать о возвращении в театр.

В это время начался переезд студии в новое здание на Потылихе – нынешний «Мосфильм». Надо было развертывать работу, а сценариев не было. Начальник сценарного отдела обратился ко мне, как к автору. У меня была готова тема, и я за 18 дней, работая больным по 12–15 часов в сутки, написал сценарий «Токарь Алексеев». Постановку поручили театральному художнику Виктору Шестакову. Так «Токарь Алексеев» стал сценарием первого фильма, который начали снимать на киностудии «Мосфильм».

После этого небольшого успеха новый директор студии дал мне 29 возможность бесплатно перемонтировать мою лежащую на «полке» картину. Вывесив на дверях монтажной комнаты табличку: «Коопремонт – ремонтируется «Госчиновник» – сапожник Иван Пырьев», я начал работу…

Рядом с моей монтажной тем же, чем и я, занимался Николай Охлопков. Он исправлял свою картину «Путь энтузиастов», помогал ему в этом сценарист Александр Ржешевский.

Я уже говорил, что Ржешевский является родоначальником так называемого эмоционального сценария, построенного на выспренности и ложно-патетических восклицаниях. Вот примерный отрывок одного из них:

…Туманы…
Туманы, туманы!
Туманы тут, туманы там…
Туманы плывут по горам.
И по горам, по какой-то
необыкновенной дороге…
В тумане… идет…
Шагает необыкновенный
человек…
Остановился человек…
И долго…
Страшно…
Исступленно, сложив руки рупором, плакал, захлебывался, что-то говорил…
Отчаянно кричал: «Человек!»

Читал, а вернее декламировал, Ржешевский свои сценарии с какой-то болезненной истеричностью, стараясь «продать» их заказчику или режиссеру с голоса. Когда же по ним начинали снимать, то «необыкновенный человек» оказывался более чем обыкновенным или просто никаким, а таинственные «туманы» – пиротехническим дымом…

Но самым парадоксальным было то, что среди жертв таких «эмоциональных сценариев» оказывались не молодые, начинающие режиссеры, а наши крупнейшие мастера: Вс. Пудовкин («Очень хорошо живется»), С. Эйзенштейн («Бежин луг»), Н. Охлопков («Путь энтузиастов»).

Псевдоноваторская манера Ржешевского захватила на довольно продолжительное время не только этих мастеров, но и нашла энергичную поддержку у целого ряда авторитетных для того времени теоретиков.

И как ни странно, но мне кажется, что произведения типа сценариев Ржешевского в чем-то очень схожи с теми, которые еще совсем недавно писались нашими молодыми кинодраматургами под слиянием теории «дедраматизации»… В них также не было ни сюжета, ни человеческих образов, ни конфликтов, ни приблизительного знания жизни. Один лишь «поток» неопределенных настроений, «поток» чувств и эмоциональных восклицаний…