Иван Савич Поджабрин

- Разумеется, моему барину. Уж он говорил: похлопочи-ка, говорит, Иван!

- Нет ли у него приятеля, знакомого с нашей барыней? - сказала Маша, пусть тот и приведет его; а не то, пусть он выдумает, будто нужно спросить что-нибудь, да и придет: может, и познакомится. Славно бы! тогда бы я чаще к тебе бегала, будто к барину от барыни или попросить что-нибудь. Уж когда господа знакомы, так и люди знакомы. Это так водится. Что бы выдумать? а! да вот что: барыня продает одну лошадь: не надо ли вам? пусть бы и барин пришел, будто поторговаться.

- И прекрасно, - сказал Иван Савич, вскочив с кушетки, я и пойду.

- Ты? - спросила Маша.

- И познакомлюсь, - продолжал Иван Савич, не замечая ошибки.

- Что ты, что ты! опомнись, мой батюшка, заврался!

- Ах да! что я вру: барин, барин.

- То-то же.

- Ну, ты теперь поди домой, - сказал Иван Савич.

- Вот уж и гонишь, экой какой! ну, прощай. спасибо за подареньице, сказала Маша, неохотно вставая с кресел.

На другой день, Иван Савич, идучи в должность, встретил на лестнице знатную барыню и остановился, пораженный ее красотою. Она приветливо взглянула на него, как будто в благодарность за это удивление. После того он старался ежедневно сойтись с ней на лестнице. Это было легко, потому что из его окон видно было, как ей подавали карету. Наконец он осмелился сделать ей робкий и почтительный поклон. Ему ласково кивнули головой, и Иван Савич был вне себя о радости.

- Авдей, - сказал он, - знаешь что? знатная барыня поклонилась мне сегодня; она всякий раз ласково смотрит на меня; значит, я ей нравлюсь. Как ты думаешь? а?

- Не могу знать.

И Маша подтвердила ему, что у ее барыни только и разговора, что об его барине.

- Всё меня расспрашивает о нем, - сказала она, - богат ли он, есть ли у него экипаж, сколько людей? а я почем знаю... знаю, мол, только, что у него двое людей - Авдей да Иван - вот и всё. Какая, право, чудная! я ведь по парадной лестнице не хожу: где ж мне его видеть? Да что ж, в самом деле, твой барин нейдет покупать лошадь? коли хочет, вот бы и познакомился.

Иван Савич, пока Маша говорила это, гладил бакенбарды.

Утром он посмотрел лошадь. Она была стара и разбита ногами. Он поторговался с кучером, но не согласился в цене и вечером послал Авдея просить у знатной барыни позволения видеться с ней, в твердом намерении не покупать лошади, а только завязать знакомство.

Сильно билось его сердце, когда он подошел к ее двери. "Страшно как-то с знатными! - думал он, осматриваясь и поправляясь, - что-нибудь не так сделаешь, беда, засмеют!.." Он позвонил чуть-чуть слышно. Человек доложил и потом, откинув занавес у дверей, впустил его в залу. Зала была обита белыми обоями с светло-дикими арабесками. Ничего лишнего. По стенам дюжины две легких, грациозной формы стульев белого дерева. Два огромных зеркала, у окон - те прекрасные корзины на тумбах, о которых говорила Маша, да великолепные драпри, которые он сам видел с улицы. В гостиной было всё богаче, роскошнее. Темная резная мебель. На столе бронза, часы на мраморном пьедестале, несколько картин, два или три бюста, вазы.

Иван Савич прошел гостиную и остановился в нерешимости, идти или нет далее. Всё было тихо. В следующей комнате чуть-чуть виден был свет от лампы.

"Как я войду? - думал он, - ну, как она там... того... что-нибудь такое... почивает?"

Вдруг послышался шорох, будто шелкового платья. Кто-то пошевелился, и опять всё замолкло. Иван Савич сделал два раза "хм! хм!" и кашлянул. Вдруг там позвонили... Он обрадовался и вошел. Долго он искал глазами обитательницы этого будуара и не находил, пока наконец явившийся по звонку человек не навел его на путь.

- Не надо. Поди! - послышалось из-за зелени.

Человек ушел.

Иван Савич прошел до камина и там, на полукруглом диване, обставленном трельяжем, отыскал невидимку. Она была, по-видимому, лет двадцати. Густые, темно-каштановые волосы спускались по вискам до половины щеки и прикрывали уши. Голубые глаза, маленький нос и еще меньше рот, свежесть лица - всё это ослепило Ивана Савича. Он уж не мог разобрать, в чем она была и как она сидела, - ничего.

Он почтительно поклонился.

- Наконец я у вас... - начал он робко, - неужели это правда? я как будто во сне.

Ему молча показали другой конец дивана.

"Вот как обрезала! - подумал Иван Савич, - ни слова! не то что Анна Павловна: та сейчас стала кокетничать и заговорила. А эта... о, да тут надо осторожно".

Она продолжала молчать. Иван Савич должен был опять заговорить. Он потерялся.

- Я насчет лошадки... - начал он чуть слышно, - пришел справиться... извините, что я... беспокою...

Больше у него не шло с языка, как он ни старался, точно как будто ему зашили рот.

- Да, мне человек сказывал, - отвечала она небрежно, - что вы хотите купить лошадь. Она не подходит под масть прочим моим лошадям, оттого я и велела ее продать.

- Кучер ваш говорит, что вы просите семьсот рублей... это очень...