Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

Так складывалась его жизнь, что он чуть ли не каждый год переживал либо духовный кризис, либо физическую немощь, либо глубокие сомнения. И всякий раз он надеялся успокоиться, уходя в книги, обращаясь к чужим мыслям. В 1936-м, после смерти жены, он попытался преодолеть сомнения точно таким же образом, как и прежде, но выбор авторов для чтения был все-таки иным. По наитию искал он утешение в «Явлении Христа» Г. Чемберлена, в трудах протестантского теолога Э. Пресансэ, в «Основании веры» А. Бальфура, британского философа и политика; он обращался к трудам православного богослова, протоиерея Т. И. Буткевича, прочитал книгу архиепископа херсонского Иннокентия (И. А. Борисова) «Последние дни Христа». Наконец, решил перечитать Писание.

Душевные терзания не оставили его и в 1937 году. 10 января он написал: «…шатается во мне все, ищу Бога, хочу укрепиться, зацепиться»[467]. Ему страшно трудно, в нем нет прочного мира, и он называет себя неучем.

А 21 января, днем, ему приснилась — явилась? — Ольга Александровна, она посмотрела ему в глаза и рассказала, как монахини поведали ей о том, что ему определяется тяжелое, трудное. Зачем она сказала ему об этом? Лучше бы умереть… И Ольга Александровна сказала: да, лучше…

Мрачные предчувствия усугубились болезнью. Иван Сергеевич проболел с 23 февраля по 7 марта. Он боролся с недугом один, в большой квартире, сам себя кормил, сам ставил себе горчичники, сам менял ночью белье. Его, конечно, навещали друзья. Каждый день заходил доктор Серов, опасавшийся воспаления легких. Он был окружен заботой, но в дни болезни в который раз остро пережил свое одиночество. Страшное одиночество. Ему жаль, что рядом нет кровной родни… если бы от сына остался внучок… Ив напоминает сына, правда, он наполовину француз… но его любила Ольга Александровна, и Шмелев видел в нем своего наследника.

Еще он понял, что Ольга Александровна по-неземному мудра. Та Ольга Александровна, которая являлась ему. Вот он в апреле ясно ее увидел и, уже проснувшись, легко ощутил, что она и все ушедшие — там, что она о нем помнит и заботится. Вот ему опять снится: где-то он ходит, что-то ищет, выходит на луг и видит Ольгу Александровну в сопровождении двух пожилых дам — знакомых голландок рубенсовского склада, в руках Ольги Александровны его плюшевая шляпа; Иван Сергеевич понимает, что шляпу-то эту он как раз и искал. Уже во сне ему стало легко, а проснувшись, подумал: шляпа — все равно что символ заступничества, шляпа покрывает человека сверху. Это был второй сон, вымоленный Шмелевым: он желал увидеть Ольгу Александровну, хотел получить от нее некий знак — и увидел, и получил. Ильин внушал своему другу мысль о том, что в смерти — в уходе — Ольги Александровны есть определенный смысл, что она поможет Шмелеву открыть в себе особое созерцание — и не только для духовного общения с ней, не только для молитвы, но и для творчества.

Шмелев видел помощь от Ольги Александровны не только во сне, но и, как ему казалось, наяву. 20 марта 1937 года он приехал на ее могилу и встретил на кладбище проживавшего в Русском Доме старика Павла Александровича Васильчикова, который недавно похоронил тридцатисемилетнего сына. Васильчиков рассказал Шмелеву случай, который его потряс. Никогда не бравший в основу произведений рассказанные кем-то истории, он не удержался, и описанный Васильчиковым случай стал основой «Гласа в нощи» — рассказа, раскрывшего нам Шмелева, который страстно желает верить в чудо. Он и эту встречу на кладбище понял как чудесное водительство жены.