Иван Шмелев. Жизнь и творчество. Жизнеописание

В рассказе, как и во многих шмелевских произведениях, сюжет сведен к минимуму. Он писал о малом, не о героическом. Писал о привычном, бытовом, полагая, что в таком повествовании передается правда о жизни. Так апостол Лука повествовал о жизни Иисуса. В декабре 1941 года, в день введения во храм Пресвятой Богородицы, Шмелев был у обедни и слушал из Евангелия — о Марфе и Марии. И ему прояснилось: бытовая подробность, малый случай (Христос в гостях), такой не событийный и не громкий, передает саму правду. Господь и угощение принимает, и ведет людей, и любви учит, и в нескольких строчках о быте звучит апофеоз-гимн, прославление Богородицы устами посторонней свидетельницы, услышавшей ропот Марфы; и Шмелев заключил: «Быт, радушие, угощение, и — все о Господе, все Им пронизано, и большее отдано Вечной Правде, Жизни Духа Любви!»[530] Так Шмелев-художник в тексте Евангелия вдруг увидел себе родное. По сути, следуя этой традиции, он и в «Лете Господнем», и в «Рождестве в Москве» через бытовые детали изображал высокие смыслы жизни.

Изобильная, красивая, уютная Москва — образ, противоположный реальности военных лет, русская сказка, которая возникла в воображении Шмелева при чрезвычайно прозаических обстоятельствах. В декабре 1942 года его с сильными болями довезли до лаборатории, где ему сделали зондирование — взяли желудочный сок. Сидя с резиновой кишкой в течение полутора часов, голодный, он как бы увидел всякую снедь… копченого сига, сбитень… увидел елку и что было в Москве и что утрачено. Через несколько дней, на Рождество, он уже читал своим знакомым новый рассказ. Впоследствии он переработал лишь его концовку.

Вот этот-то рассказ, переведенный на немецкий, Шмелев и предлагал опубликовать в Германии, но нацисты его запретили. После войны, в начале января 1948 года, рассказ вышел в «Русской мысли», но без посвящения Ильиным. Как автору объяснил главный редактор Владимир Феофилович Зеелер, посвящение было не обозначено по чистой случайности. В том же году рассказ был опубликован и в рождественском номере чехословацкой «Православной Руси», но монастырских блюстителей не удовлетворило название, они дали свое — «Рассказ торгового человека». Шмелев был возмущен: монастырские цензоры не рассмотрели за бытом, за «мамоной», радостной веры. Однако епископ Серафим (Леонид Иванов) разъяснил, что и пропущенное посвящение, и казус с названием — чистая случайность: епископ на время отлучился, при этом заглавная страница после проверки старого правописания осталась в его портфеле, метранпаж, выпуская номер, вынужден был по памяти дать заглавие!..

Завершился 1942 год скорбно: 23 декабря ушел из жизни Константин Бальмонт — он скончался дома, окруженный книгами, напевая отрывки из собственных стихотворений. В ночь перед смертью он попросил почитать ему шмелевское «Богомолье».

1943 год был страшным. Гибли знакомые в концлагерях. Шмелев голодал, обносился. Теперь он сравнивал свое парижское существование с крымской жизнью. Жесткая цензура ограничивала информацию о России, но он все более верил в то, что Россия вступала в эпоху великого прославления.

В августе Шмелев написал рассказ «Свет. Из разорванной рукописи». Некто Антонов, преуспевающий коммерсант, надел золотые часы за двенадцать тысяч, костюм за шесть тысяч и пошел со своими компаньонами завтракать в ресторан, собираясь затем на скачки, но попал под бомбежку. Из-под завалов его спасает обитатель кочегарки — безрукий помощник истопника, участник империалистической и гражданской войн. Этот человек получает пособие, собирает окурки на продажу. Словом, он из парижских низов. В своем спасении Антонов видит чудо, Божью помощь: он единственный спасшийся из всех пострадавших. Перед ним встает нравственная проблема: он, грешный, не заслужил милости. Усовестившийся, он обратился к своему спасителю, к поделившемуся с ним последним куском и последним глотком грога нищему капитану с георгиевской ленточкой: «Я, может, последний из подлецов… нажрался этих проклятых франчков, загордел, заскорузнул… забыл, когда и нуждался…» Антонову страшно, и он понимает, что без капитана ему жить никак невозможно. Шмелев, по сути, написал рассказ о спасении для покаяния. Его герою во тьме кромешной открылся свет — Божий промысел.

Возможно, рассказ был написан по просьбе «Русского инвалида» или Зарубежного союза русских военных инвалидов. Он получился несколько аскетичным, сам Шмелев назвал его «суховатым». Об отношении писателя к своему рассказу можно судить по его письму к Бредиус-Субботиной от 18 августа 1943 года: