Иван Шуйский

В XV—XVII вв. московско-литовский рубеж находился в состоянии непрекращающейся полувойны. Удивительным было скорее не начало настоящей войны, а затянувшееся мирное время. Два чрезвычайно мощных государства в бесконечном территориальном споре руководствовались не столько абстрактными интересами, сколько конкретными возможностями нанести эффективный удар по противнику. Вопросы религии, национальности, исторической справедливости учитывались... наряду с вопросом принципиально иного свойства. С одной стороны литовско-московского рубежа была многочисленная, небогатая и потому алчная шляхта, а с другой — такой же небогатый и алчный и не менее воинственный «средний служилый класс», по терминологии Хелли146. Именно они составляли боевое ядро литовской и русской армий. Их требовалось «кормить», а лучше всего «кормила» большая удачная война. С этой точки зрения понятен выбор Полоцка в качестве объекта для нанесения удара: Полоцк был богат, многолюден, имел большой торгово-ремесленный посад. В XVI в. это был крупнейший город на территории современной Белоруссии147, т.е. Иван IV и его армия могли рассчитывать на огромную добычу, как, в сущности, и произошло.

Взятие Полоцка давало целый ряд дополнительных выгод, прекрасно охарактеризованных Одерборном: «[Иван] Васильевич в высшей степени жаждал захватить этот город по причине важного его положения, славы и величия, богатств, возможности безо всяких затрат содержать в нем войско, и, наконец, благоприятного случая совершать нападения глубже в литовские земли и осуществлять из Полоцка управление на большой территории...»148Действительно, вся Ливонская война велась «под лозунгом овладения наследием, якобы оставленным Августом-кесарем своему далекому потомку Рюриковичу»149. Иван IV считал Ливонию и тем более западнорусские земли своим владением по праву. И слава Полоцка, центра древнего княжения, как нельзя более привлекала царя. С другой стороны, Полоцк нависал над южным флангом русской группировки в Ливонии, оттуда московские корпуса, осаждающие ливонские крепости, всегда могли получить страшный удар во фланг и тыл. Потеря же Полоцка Великим княжеством Литовским создавала непосредственную опасность для Вильно: в руках Ивана IV оказывался ключ от литовской столицы.

Впоследствии Стефан Баторий в первом своем походе против Московского государства опять-таки направил усилия на отвоевание Полоцка. Этот город позволял польско-литовскому монарху создать угрозу отсечения Ливонии от внутренних районов России и предоставлял отличный плацдарм для наступления на псковсконовгородские земли150...

Иными словами, Полоцк оказался ключевой позицией на доске великой войны.

Кроме всего изложенного выше, царь и митрополит не без основания тревожились за судьбу православия в западнорусских землях и были недовольны приближением протестантского влияния к самым границам страны. В середине XVI в. на территории Великого княжества Литовского распространяются среди прочих и радикальные версии протестантизма: кальвинистская и антитринитар- ная. В 1560-х гг. на восточнославянских землях рефор- мационное движение достигает значительного размаха, причем одно из ведущих мест в нем заняли антифеодальные идеи. Очевидную связь между еретическими движениями в Московском государстве и реформационными течениями в Великом княжестве Литовском можно усматривать в феодосианстве151. По мнению Г.Я. Голенченко, феодосианство сыграло немаловажную роль в развитии реформационных идей в Литве, и как раз в Полоцке подвизался один из главнейших феодосиан, покинувших московские пределы, монах Фома. Он женился на еврейке и стал проповедником кальвинистского сбора152. Полоцкий поход был официально мотивирован желанием Ивана IV наказать Сигизмунда Августа «за многие неправды и неис- правления », но «наипаче же горя сердцем о святых иконах и о святых храмех свяшеных, иже безбожная Литва поклонение святых икон отвергше, святые иконы пощепали и многая ругания святым иконам учинили, и церкви разорили и пожгли, и крестьянскую веру и закон оставльше и поправше, и Люторство восприашя»153.