Царю, увлеченному непредвиденной битвой со своим хваленым оборудованием, тоже было не до нее.
И царевна тихонечко, на цыпочках, бочком-бочком переместилась к стеллажам в центре комнаты.
Она оказалась рядом с полками, на которых были навалены затертые временем бумаги, пергаменты, папирусы и прочие непонятные, но явно предназначенные для записи информации носители. Полка за полкой, от пола до потолка, слова, слова, слова, покрытые пылью и тайнами…
А что-нибудь поматериальнее, интересно, у них тут есть?
Серафима сделала несколько осторожных шагов к следующей секции.
Так, посмотрим, что тут у нас… Вернее, у них…
Так… Кривая, гнутая и пузатая стеклопосуда… плошки с отполированными камнями…
связки палочек… пучки перьев… коробки с разноцветными свечами… куча всяких штучек…
Что-то в выражении спины Костея, с которой царевна не спускала один глаз, пока другой обследовал полки в поисках чего-нибудь, на чем будет написано «Надень меня и исчезни», или хотя бы «Съешь меня и проснешься», подсказало ей, что текущая попытка вызвать картинку далекой страны для ностальгирующей царицы Лукоморья будет последней.
– …или штуча всяких кучек?..
Она молниеносно схватила, не глядя, из кучи всяких штучек первое, на чем
сомкнулись пальцы – маленькую берестяную коробочку – сунула ее в карман, и через
мгновение была уже рядом с Костеем, так что, когда он повернул голову, то первое, что он увидел – разочаровано-снисходительное выражение на лице Серафимы.
– Не получается? Жа-аль… – скроила она печальную мину. – А так хотелось увидеть родную Стеллу, оливковые рощи, сиртаки, чемпионат Мирра…
– Нет, мне это надоело! Проклятая стекляшка! – царь нервно дернул головой, сузил глаз и простер над блюдом руки. Камень на впалой груди ожил и забил фонтаном кровавого света, делая наблюдательный пункт Паука похожим на фотолабораторию.
Изображение на тарелке ожило вместе с камнем, засверкало красками юга, засияло солнцем, плеснуло волнами, орошая мелкими солеными брызгами круглую гальку, пахнуло жарким ветром с ароматом молодого вина, оливкового масла и отходов козьей жизнедеятельности… Все стало таким невыносимо-реальным, объемным, пульсирующим, только протяни руку – и дотронешься, покачнись – и окажешься там.
И вдруг тарелка засветилась, задымилась, заскакала по столу…
Серафима едва успела отвернуться, а Костей – закрыться рукой, как вмиг все великолепие 3-D изображения исчезло в облаке фарфоровой пыли.
– Приношу свои извинения, ваше величество, – проговорил царь, стряхивая с себя останки тарелки – мрачнее мрачного – когда все осело и рассеялось. – Но вам придется довольствоваться только тем, что вы видели. Стелла находится слишком далеко, чтобы приблизить ее больше, чем это позволяет изначальное разрешение тарелки.
– Значит, магия не всесильна? – вопросительно вскинула на царя честные серые очи Серафима.
– Н-нет, – неохотно признал тот. – В некоторых случаях. В отношении магии действуют свои правила и свои законы, как в отношении любого природного явления попроще.
– Но вы помните, почему вы привели меня сюда, ваше величество? – продолжила допрос царевна.
– Почему? – рассеяно переспросил Костей.
– Вы обещали рассказать мне, как работает магия.
– Магия? Очень просто. Магия – это природная стихия. Чувствовать и использовать ее могут не все. А из тех, кто может, не все могут быть хорошими магами.
– Почему?
– Это зависит от многого, но, в основном, от способностей мага и от его упорства. Это как у простых людей – чем больше человек тренируется, тем больший вес он сможет поднять.
– А как вы стали магом? По наследству?
Костей усмехнулся.
– Это вам не царская династия, ваше величество. Я – сын простого лесника. И я с детства понял, что хочу добиться в жизни кое-чего поважнее, чем то, что приготовили для меня родители. Я хотел величия, власти, почестей и преклонения. И единственный путь к этому, который был доступен сыну лесника, лежал через магию. Если бы цель преуспеть в магии, стать лучшим из лучших не стала тогда единственной целью в моей жизни, я бы остался прозябать среди этих дурацких елочек-березочек, как мой брат, хоть у него способностей было всего лишь немногим меньше моего. Но он не хотел посвятить свою жизнь пути наверх – его
устраивали его зверюшки, деревяшки и дружба с тупыми вонючими крестьянами. Что ж. Это был его выбор. Он всегда был у нас со странностями. И – смотрите! – где сейчас он – и где я.
– А где сейчас он? – метнула быстрый взгляд царевна на Костея.
– А?.. Он? Он… умер.
– О… Сочувствую… Но я думала – колдуны живут долго?
– Ваше величество, – поморщился Костей. – Колдунами няньки пугают сопливых детишек. Я не люблю это слово. Колдунов нет – есть маги.
– А чародеи есть?
Царь задумался.
– У меня это название отторжения не вызывает.
– А волшебники?
– В сказках, ваше величество. Только в сказках.
– Хорошо, я запомню. Так сколько живут обычные… чародеи?
– Довольно долго. Иногда – несколько сотен лет.
– Так ваш брат умер от старости?