– А дальше Бамбук – он от нежданной свободы, похоже, совсем к тому времени сдурел – загнал солдат на деревья, а Му-Му Букаху – на ограду вольеры с Ветром. Я вам доложу, Ветерок так не развлекался ни разу с того дня, как к нему полез с палкой и застрял между штакетинами пьяный Пашка-полотер!.. А между тем, черносотенец, который из лукоморских, из предателей, спасаясь от Герасима, перескочил через забор и обнаружил себя нос к носу с Пуфиком. Конечно, он уже старый, лодырь, и ягненка новорожденного не обидит, но ведь предатель-то гадюка этого не знал! А я не знал, ваше величество, что люди умеют так орать… Как он тут рванул… Как со всей дури перемахнул через другую ограду… Как на Снежка приземлился … Вот тут самая потеха и началась… медведюшке-то нашему…
– Он… его съел? – с замиранием сердца от ужаса и алкогольно-ментоловых паров,
неотступно витающих и выискивающих брешь в ее ароматизированной защите, спросила Елена.
– Съесть – не съел, но заразил, – серьезно ответил Граненыч.
– Чем? – непонимающе наморщил лоб Дионисий.
– Болезнью своей. Медвежьей.
– Ай, да ну тебя, – махнула с облегчением свободной рукой царица.
– Да живым выскочил, гамадрил… мадригал… маргинал твой, ваше величество, – вспоминая виденное и невольно ухмыляясь, успокоил ее Митроха. – А напрасно. Он же предатель, шкура. Чего его жалеть? Он бы нас не пожалел. А казна могла бы на свинине для мишки день-другой сэкономить…
– А что произошло потом? – нетерпеливо прервал кровожадные рассуждения Граненыча библиотечный.
– А потом прибежала подмога и загнала зверей в загоны, – пожал плечами тот. – Не сразу, конечно… Побегать пришлось, не без этого… После нагнали плотников –
ограду ремонтировать. До вечера молотками стучали. Да все под охраной. Даром что заколдованные, а как охрана прочь – так и их как магнитом за ними тут же тянет.
– Ну, а ты? – снова вспомнила главного героя повествования царица. – Где все это время был ты? Тоже на дереве?
– Да, – поддержал ее хозяин библиотеки. – Как тебя не заметили, когда вокруг было столько людей? Как ты спасся?
– А я это время с обезьянами просидел, – снова усмехнулся, хоть и невесело теперь, Граненыч. – Армячишко наизнанку вывернул, мехом наружу, и шапку тоже, в угол сарайки ихней забился, к печке поближе, и отсиделся. Вот такой маневр. Там
щелка была – в нее шибко все хорошо видать было, а меня – никому. А большего мне и не надо. Я не гордый. Зачем мне их внимание? А потом стемнело, и я сюда передислоцировался… Так что, извини, царица-матушка. Не смог я твоего наказа выполнить. Не выбраться в город отсюда никак.
Елена медленно кивнула и опустила глаза.
– Значит, всё пропало… И когда Василий вернется, он попадет в засаду… И это все по моей вине… Я не смогла помочь ему… Предупредить… Никак… Я бесполезная, беспомощная, бестолковая женщина, которая не может сберечь свое счастье! Зачем я тогда еще живу?.. Для чего, если он погибнет?..
Слезы на полотенце, ставшее сразу по совместительству и носовым платком, полились ручьем.
– Что ты, что ты, царица!.. – заохал и замахал ручками при таких словах библиотечный. – Да что ты такое говоришь!.. Да как ты можешь!.. Все еще непременно направится!
– Не убивайся ты так, голубушка. Еще не все потеряно. Время есть – может, что-нибудь придумаем, – попытался утешить ее и Митроха. – Как говорил известный
вондерландский фельдмаршал Цугундер, нет безвыходных ситуаций, есть глупые люди.
– Он так говорил?.. – всхлипнула Елена сквозь полотенце.
– Говорил, – подтвердил Граненыч.
– Митроха прав, – горячо поддержал истопника Дионисий. – Все обязательно будет хорошо! Вот увидишь! Спасение придет, откуда не ждали, провидение не оставляет тех, кто несправедливо обижен и нуждается в защите!
– А у меня еще и хорошая новость есть, – поспешно, пока царица снова не разрыдалась, доложил Граненыч.
– Какая? – недоверчиво взглянула на него сквозь пелену слез Елена.
– Когда я в той обезьяньей сарайке сидел, рядом с моей щелью остановились два черносотенца из пришлых, офицеры, судя по форме. Так вот, из их разговора я понял, где царя нашего с супругою держат супостаты.
– Где? – в один голос выдохнули Дионисий и царица.
– В Меховой фортеции, сиречь башне.
– Где?.. – недопоняла Елена, не настолько подробно еще знакомая с географией хозпостроек дворца.
– В башне, где хранятся меха, шубы, шапки, валенки и прочее добро царской семьи. Она деревянная, проветривается хорошо, и сухо там…
– Да где же эта башня-то, Митрофан?!..
– Да вон же она, напротив тех окон, – ткнул тонким пальцем в восточную стену библиотеки Митроха. – Метрах в тридцати от нас дислоцируется.
– Что делает?..
– Стоит, говорю, – обиженно покосился не нее Граненыч, в тайне гордившийся своим военным сленгом.
– Н-ну… Я так и подумала… – виновато опустила глаза Елена Прекрасная. – Но почему их держат отдельно от остальных?
– От остальных?.. – вопросительно взглянул на нее Митроха.
– Ну, да. От других бояр и их домашних, которых схватили тогда, вечером…
– А-а, – сочувственно протянул Граненыч и кивнул взъерошенной головой. – Ты же ничего не знаешь…
– Что я не знаю? – насторожилась Елена.