Данила Гвоздев, сочувственно поморщившись и пожав плечами, отправился набирать добровольцев, а Митроха, путаясь с непривычки в полах шубы с царского плеча2, в самом черном из своих отвратительных настроений направился в библиотеку.
– Ах, Митрофан, Митрофан… – встретил его на пороге своей волшебной каморки в
соседнем измерении Дионисий, горестно качая головой. – Можешь не рассказывать: я там был и все слышал… Как нехорошо… Как всё нехорошо… Почему бояре не хотят видеть очевидное? Врагов же больше, и они лучше обучены! На равнине они сомнут нашу армию, как горная лавина сминает и корежит редкие кусты! Даже я,
библиотечный, не имеющий к военному делу никакого отношения, понимаю это! Почему не понимают они, воеводы?
Граненыч, успев немного успокоиться по дороге, с угрюмой физиономией молча скинул шубу в прихожей, прошел на кухоньку и сел за стол.
– Чаем напоишь, хозяин?
– Конечно, Митрофан, самовар только что вскипел. Тебе с мятой, с малиной, с кипреем, со смородиновым листом, с чабрецом?..
– Давай с мятой, – махнул рукой Граненыч и нервно потер руки. – Кстати, давно хотел тебя спросить, если не возражаешь…
– Да, спрашивай, – удивленно взглянул на друга хозяин библиотеки.
– Откуда ты всё это добро берешь? В библиотеке у тебя, вроде, трава не растет, на кухне до недавних пор книг твоих никаких не было, чтобы Путем Книги туда пройти…
– Долгая история, – заметно смутившись, опусти глаза тот.
-начало сноски-
1 – Что такое или кто такой Пнёмпень, бояре не знали, но звучало красиво, многозначительно и достаточно угрожающе.
2 – Шуба ранее принадлежала отцу старого царя, ибо в шубе с плеча самого Симеона запутаться мог разве что двенадцатилетний подросток. В шубе же Василия могли с комфортом поместиться шестеро таких, как Граненыч.
«Второй случай за день», – озабоченно подумал Симеон, оглядывая нескладную
фигуру, больше напоминающую огородное пугало, чем благородного князя. – «Не пора
ли подумать об изобретении какого-нибудь другого знака отличия? Например, медали…»
-конец сноски-
– Ну, долгая, так долгая… – вздохнул князь Митроха, снова вспомнил о сегодняшнем совете и еще раз вздохнул – на этот раз более выразительно и по другому поводу, и его словно прорвало:
– Понимаю я их, бояр-то, по-человечески, что ни говори… Врага к себе домой своими руками пускать кому ж охота… Да только другого варианта ведь нет,
Дионисий. Правильно ведь ты заметил: нам супротив них в чистом поле не выстоять. Один против пятерых, при неблагоприятном рельефе окружающей местности – где это слыхано! Пусть ты герой, и один трех положил, да четвертый и пятый тебя всё равно достанут!.. Да и мы про их войско ничего кроме того, что летучая женщина
царицы Елены сказала, не знаем. Может, их еще больше! Или меньше… Вооружение у них какое? Конницы сколько? Тяжелой, легкой пехоты сколь? Припасов надолго ли запасено? Велик ли обоз? Есть ли осадные машины? Какие? Сколько? Даже если царь Симеон мой план одобрит, а не ихний, без разведки на врага идти – всё одно, что
слепому драться, как говорил генералиссимус Карто-Бито, это же и царю понятно!..
– А если разведчиков послать?.. – нерешительно предложил свежий тактический ход
Дионисий, захваченный рассуждениями Граненыча, позабыв про медленно остывающий в самоваре чай.
– Можно и послать. Но это ведь сколько дней пути туда, да пока они эту армию найдут, да если враг их не схватит, да пока обратно доберутся…
– М-да… – невесело подпер рукой подбородок библиотечный, и голубые глаза за
толстыми стеклами его очков печально заморгали. – Так ведь еще и неизвестно, кто первый до Лукоморья доберется – они или супостаты…
– Вот и я о том же… – сам того не замечая, скопировал его позу Митроха и мрачно уставился на рукомойник в углу невидящим взглядом.
Тяжелая атмосфера, воцарившаяся на кухне, давила, словно небо, упавшее на землю.
Холодный чай был рассеянно разлит по чашкам и выпит без комментариев, печенья и
аппетита, сухо тикали часы на стене, нарезая время на секунды, деловито возилась где-то под полом мышь, а они всё сидели и угрюмо смотрели куда-то в вечность.
И вдруг невеселое молчание было без предупреждения прервано Дионисием: он то ли вздохнул, то ли ахнул, глаза его широко распахнулись и застыли, а ладонь так печально подпиравшей подбородок еще секунду назад руки взмыла вверх и со всего маху шлепнула по столу.
Пустыми чашки и Граненыч подскочили одновременно.
– Ты чег…
– Я придумал!!! – радостно улыбаясь от уха до уха, вскричал библиотечный и со всей дури затарабанил маленькой ладошкой по столу.
На этот раз испугались только чашки: князь Грановитый оказался морально готов к такой нехарактерной форме проявления эмоций в своем испытанном друге.
– Что придумал-то? – только повторил он, надеясь, что смысл вопроса, наконец, дойдет до библиотечного, и он прекратит изъясняться странными жестами и начнет говорить на человеческом языке.
– Придумал, как вызнать всё про армию Костея, конечно!
– И как же?
– Надо попросить Кракова! – сияя как начищенный пятак, объявил хозяин библиотеки и победно воззрился на Митроху, будто ожидая оваций и криков «браво!».