жидкость консистенции, – огласил театральным шепотом своды лаборатории Степка. – А ты говорил…
– Дык… Это ж про-фес-си-о-нал!!!..
– Бывают же люди…
При экзаменаторах, при Ярославне, при Иване, при деде Зимаре, да хоть при самом господе Боге специалист по волшебным наукам вытащил бы свой чудесный пергамент на голубом глазу и ухом не повел…
Но перед лицом такого слепого доверия и неприкрытого обожания, граничащего с
обожествлением, он даже под страхом быть сваренным в этом зловонном котле не мог протянуть к рукаву-хранилищу и пальца.
– Смотри, смотри, чего он поближе подвигает, – восхищенно ткнул в бока друзей возбужденный Семен. – Запомнить бы надо…
– Записать лучше…
– Сейчас я бересты притащу!.. – вызвался хозяин.
– Давай, быстрей!..
– А ты работай, работай, ваше премудрие, – ободряюще, почти нежно, кивнул магу Петруха. – На нас не отвлекайся. У нас ить сегодня последний день…
– …завтра уже Костяной царь, говорят, придет, – закончил за него фразу Серега.
– ЧТО???!!! – взвился как подорванный маг.
Пальцы правой руки разжались, как тряпичные, левая рука непроизвольно дернулась,
и весь запас алхимических суп-станций соловьев-разбойников, вместе с пузырьками,
бутылками, туесками, банками, склянками, ведрами, лоханками, котелками, горшками и горшочками под широким жестом Агафона с влажным бултыхом булькнулся в обсидиановую бездну столитрового котла.
Над лабораторий повисла звенящая, как ведро об котел, тишина.
– А-а-а… это… – прервал ее первым маг. – Это… по рецептуре надо… чтобы миазмы не трансформировались… и интерференция реверсной стала… Система синхронного внесения компонентов… Для параллельности прохождения реакции дифракции… А сейчас это всё надо перемешать, процедить, и… это… можно испытывать… значит…
-начало сноски-
1 – Главным образом, этим согрешил Агафон. Как напуганный котенок выгибает спину и топорщит шубу, чтобы казаться больше и страшнее, так и едва не повизгивающий
от ужаса перед неведомым чародей важно надувал щеки и загибал пальцы, перечисляя свои и не очень славные деяния на волшебном поприще.
-
К всеобщему соловьевскому экстазу (Агафон ограничился тупым изумлением, временами переходящим в ступор) все семьдесят пять литров выходного продукта взрывались, на чем свет стоит, от малейшей искры.
Его заливали в занятые у соседей черепеньки (на наши мор напал, объясняли кузнецы), запечатывали в бутыльки, горшочки, закапывали – результат был один.
Пустырь за кузней грохотал от взрывчиков и взрывов как железная крыша под градом,
и через полтора часа напоминал объект карательной операции дивизии огнеметчиков.
Соседи, проникшись патриотическим духом суровой необходимости, не жаловались на сорванную с крыш солому и выбитые стекла, а просто стиснули зубы, забрали всю домашнюю живность, какая не успела разбежаться, и ушли до утра к друзьям на другой конец города.
Набравшись смелости, чародей даже попробовал подорвать один погребенный на середине пустыря пузырёк огненным шаром.
Сработало даже это.
Ошалело оглянувшись по сторонам, придумывая, что бы еще изобрести, Семен вдруг расцвел, как майский день, и ликующе оглядывая друзей, предложил:
– А давайте разольем всё по горшкам, запечатаем сургучом и на Сабрумайской дороге закопаем? По ней же супостат к нам прийти должен – вот пусть завтра и попрыгает!
Мысль о том, что можно прямо сейчас сделать что-то, от чего Костей попрыгает, вселила в Агафона утраченные было силы и энергию, и он радостно поддержал новаторское предложение.
Особо в нем мага привлекало то, что проделать предложенное можно при полном отсутствии самого Костея.
Сказано – сделано, и на ночь глядя, обвешанные горшками с «кузнец-коктейлем», как ишаки водовозов где-нибудь в Шатт-аль-Шейхе, и вооружившись заступами, подрывники двинулись пешим порядком к Сабрумайской сторожевой башне.
Пусть супостат попляшет.
* * *
Ночью этого же дня, под покровом темноты, из леса вытекла черная, ощетинившаяся железом зловещая масса клыков, когтей и светящихся красным глаз и попыталась бесшумно пройти по дороге, чтобы застать защитников города врасплох и ворваться через ворота, минуя стадию осады.
Первая треть гениального плана командования Костеевой армии1 удалась идеально: пройти бесшумно по дороге под тяжелым проливным осенним дожем им не составило труда. Ровный гул яростно втыкающихся в землю струй скрыл даже чавканье грязи под ногами зверолюдей и временами вырывающиеся из их пастей проклятья: разбитая возами дорога так просто не отпускала.
Но приблизительно в полукилометре от Лукоморска вторая стадия плана Костея столкнулась с четвертой линией обороны Граненыча, которая, как опытным путем выяснили завоеватели, распространялась и на дорогу государственного значения2.
Первые три шеренги солдат во главе с капралом, не успев понять, что происходит, повалились куда-то вниз, где мягкой посадкой и не пахло. Крики и вой провалившихся на этот раз не смог заглушить даже ливень.