Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

– Спасибо, ребята, – торопливо кивнула Серафима – мыслями уже там, в Проклятой башне – и окинула остающихся быстрым взглядом. – А вы меня ждите, без меня не уходите. Я как только – так сразу, даже на чай не останусь. А если не вернусь, считайте… считайте, что не вернулась. Ладно, побежала я. Время идет. Ни пуха, ни пера…

– И тебе удачи…

Лукоморец проводил долгим тревожным взглядом освещенную бледным нереальным светом супругу со скатанным ковром на плече и с его мечом в руке, с содроганием проследил, как плотоядно захлопнулась за ней дверь, едва она переступила порог,

потянул на всякий случай за ручку – с предсказуемым результатом – и только тогда сообразил, что Серафима ушла с двумя мечами, а у него из оружия остался только праведный гнев.

Он охнул, ахнул, эхнул, стукнул кулаками по бедрам, обозвал себя разиней и растяпой, но ничего из предпринятого не помогло, и посему оставалось только надеяться, что до возвращения жены меч ему не понадобится.

Иван сокрушенно вздохнул, вспомнил еще раз любимое ругательство Агафона, и стал

осматриваться по сторонам, выглядывая стратегически удобное место, где его отряд не попался бы никому случайно на дороге, и откуда было бы хорошо виден вход в Проклятую башню.

Такое место очень скоро нашлось.

…Дверь Проклятой башни захлопнулась за ней с грохотом самой угрюмой могильной

плиты в самом жутком склепе1, и Серафима сделала несколько шагов вперед, подняла над головой светящийся шар Находки и огляделась.

Она находилась в небольшом помещении с голыми каменными стенами, метра три на четыре – назвать его прихожей не поворачивался язык.

Слева, у самой стены, открывался дверной проем аркой и высокие ступени каменной лестницы, ведущей вверх.

Прямо перед царевной, зияя огромной, но незамысловатой замочной скважиной,

предстала массивная дубовая дверь с грубой кованой ручкой-скобой, обитая вдоль и поперек широкими железными полосами.

Ключа, естественно, видно нигде не было.

«Спорим, что нам туда», – не колеблясь ни мгновения, определила Серафима.

Она сгрузила ковер у стены, положила на него с некоторой опаской огонек – не погаснет ли? не устроит ли пожар? (не погас и не устроил) и, взвешивая в руке Иванов меч, решительно шагнула к не подозревавшей о грядущей незавидной участи двери.

Волшебный меч гладко вошел в едва заметную щель между досками и каменным косяком.

Царевна провела клинком вниз-вверх, не встретив сопротивления, удивилась, пожала плечами и потянула за ручку-скобу.

Дверь неохотно, с тяжелым скрипом-вздохом, поддалась, и из углубления в косяке выпал на пол, едва не отдавив ей ногу, отсеченный язык замка2.

В глаза, мгновенно затмив потустороннее сияние шара Находки, ударил зловещий красно-оранжевый свет, показавшийся ей после блужданий в ночи ослепительным.

Серафима отшатнулась, прикрыла лицо рукавом и, осторожно выглядывая из-под него как из засады, быстро осмотрелась кругом. Хотя, если честно, разглядывать здесь было особенно нечего даже такой любопытной и дотошной персоне, как она.

Под ногами ее лежал карниз шириной метра в три, огороженный грубыми каменными перилами слева и по центру. Справа перила приближались к стене на полметра, уходили вниз и терялись из виду: такая же каменная лестница, какая вела на верхние этажи, здесь змеилась спиралью вниз, прижимаясь к черной стене из незнакомого блестящего камня.

Она рассеянно сняла и кинула неказистую лохматую шапку – подарок октябрьских крестьян – в дальний угол, смахнула со лба пот – кто-то услужливый явно принял во внимание, что на улице не май-месяц, и даже не сентябрь и любезно включил отопление – нетерпеливо подбежала к перилам и заглянула вниз.

Внизу, в непостижимо далекой глубине бездонного черного колодца, куда падать состаришься, беззвучно бушевало, взметаясь и опадая, вязкое, тягучее, будто живое, пламя. А над ним, едва различимый на фоне багрового огня, хоть и гораздо ближе к карнизу, прямо в воздухе висел стеклянный гроб.

Второму помощнику первого советника спалось… то есть, работалось плохо.