Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

Панас благодарно закивал, утер скупую прапор-сержантскую слезу, трубно просморкался, и сунул платок в карман с намерением позже зарегистрировать и присвоить инвентарный номер.

Но он поторопился.

Потому что его величеству Симеону пришла в голову совершенно логичная в присутствии почти дипломированного чародея мысль использовать магию в решении проблемы.

– Укороти и заузь ну, к примеру, вот этот комплект: по цвету он… – и царь обернул на Сайка, тот кивнул, – …по цвету он нам подходит, а с справиться с размером, я думаю, такому специалисту, как ты – раз пальцами щелкнуть.

– Ага, тут укороти, тут заузь, тут выточка, тут жабо, там рюшечки, рукав –

фонариком, а сзади – декольте3… – недовольно бормотал себе под нос маг (убедившись, естественно, что заказчик его не слышит), пока вытягивал в укромном уголке

проспекта Доспехов любимую шпаргалку. – За кого он меня, интересно, принимает?.. Он что, думает, что у меня имеются ножницы по металлу и портновский сантиметр? Ха.

-начало сноски-

1 – Если помните, по лукоморскому поверью икание вызывается вовсе не судорожным и ритмичным сокращением диафрагмы, как думают невежды и представители так называемой лженауки медицины, а когда кто-то вспоминает тебя недобрым словом.

2 – Он сам предпочитал себя называть «дедка-ведка».

3 – Такие обширные познания мельника, переквалифицировавшегося в волшебники поражали бы и наводили на размышления об учебной программе ВыШиМыШи, но все объяснялось проще: его приемная мать обшивала всех деревенских модниц в округе, и сыну, волей-неволей, приходилось иногда быть свидетелем обсуждений.

-

Закончив поиски и репетицию нужного заклинания, маг упрятал пергамент в секретное место в рукаве и, повторяя про себя нужные слова и разминая пальцы, вернулся в люди.

Операционное поле было подготовлено, намеченные в жертву нелегкой науке магии доспехи аккуратно разложены на деревянном столе, публика в благоразумном отдалении воплощала внимание и благоговение.

– Ха, – мрачно повторил Агафон и решительно подошел к беспомощной перед ним куче железа.

Он сосредоточился, направил два пальца на нагрудник, три – на спинную кирасу, чтобы изменение размера было одинаковым для обеих половинок, представил себе

невидимые красные линии, протянувшиеся от них до объекта колдовства, и медленно, тщательно выговаривая все буквы до единой, произнес волшебное слово.

Оно неожиданно подействовало.

Доспехи задрожали, потекли, как перегретый воск, и на глазах у изумленной аудитории покорно уменьшились до соответствующего размера.

Раздались бурные аплодисменты, переходящие в овации, но это было еще не всё.

Несмотря на то, что сорок второй размер, второй рост, нулевая полнота были

достигнуты, сталь продолжала плавиться и течь, и овации перешли сначала в бурные аплодисменты, потом в жидкие хлопки и, когда доспехи все же замерли, потерялись вовсе.

Потому что комплект доспехов классического покроя украшали теперь на талии выточки, на плечах – пузатые кокетливые фонарики из латуни, по выгнутой груди заструились нержавеющие рюши, из вСрота, как паутина стального паука-мутанта,

выполз ажурный воротник до груди из цинковой проволоки, с чугунными цепочками-завязками, а на задней половине, до самого пояса…

– Что это было?.. – только и смог проговорить потрясенный царь.

Панас молча прослезился в дареный платок.

– Ну… – если бы все факелы в подвале вдруг погасли, физиономия Агафона могла бы осветить всё помещение вместе с закоулками. – так получилось… Другое мы… э-э-э-э… не проходили… еще… пока… Но я могу попробовать еще раз! Там ведь была похожая пара?..

На Семиручко было жалко смотреть.

– Кхм… – откашлялся в кулак Граненыч, не решаясь открыто надругаться над чистой скорбью старшего прапор-сержанта. – Кхм… хм… ах… ха… кхм. А

послушай, Агафон. Может, ты лучше перекрасишь те доспехи, которые по размеру уже подходят? И по фасону, самое главное, тебя полностью устраивают?

Саёк уткнулся в костлявую грудь деда Зимаря и принялся судорожно кашлять.

Лицо самого же деда хранило подозрительно нейтральное выражение, достигаемое обычно исполинскими усилиями воли обладателя лица.

Панас, быстро рассудив, что если дворцовый театр задумает поставить «Шантоньскую

девственницу» или «Полет валькирий над гнездом кукушки», то им за глаза хватит и одной пары, кинулся за комплектом, пригодным для безобидной перекраски.

Агафон снова взял тайм-аут, и, стараясь не думать ни о чем, кроме чернейшего из всех когда-либо черневших черным черном цвете, посовещался со шпаргалкой.

В принципе, тоже не самое сложное заклинание, если разобраться…

Но разбираться времени не было, и пришлось, наскоро запомнив слова и пассы, приступить ко второму акту драмы под названием «Примерка».

Вторая жертва на алтаре магии, покрытая эмалью ядовито-салатового цвета в алых, нанесенных при помощи примитивного трафарета лилиях, была уже готова и лежала смирно, несмотря на печальную участь, постигшую ее предшественника.