Иван-Царевич и С.Волк

– Пока, модник! – один из грабителей незлобно пнул его в бок, и оба они не торопясь перешли через дорогу и скрылись за дверями какого-то заведения. На то, что это было именно заведение, и ни что иное, указывали веселые вопли, хохот и громкая музыка, доносившиеся из окон без стекол и рам, завешенных шторами из чего-то, похожего на раскрашенную акварелью мешковину. Впрочем, музыкой вылетавшие из окон звуки Иванушка назвал весьма условно, и только потому, что это сопровождало смех и веселье в заведении с кружкой и бутылкой на вывеске. Для его же измученной головы это звучало так, как будто кто-то долго и мучительно спускался с потемкинской лестнице на копчике, а по окончании спуска ему же надели на голову медный котелок, поверх него – деревянную шайку, и начали затаскивать обратно за ноги.

"Вот это да..." – впервые за сознательный период мысли царевича хоть и неохотно и с оговорками, но начали собираться в привычном месте. "Ничего себе... Сходил погулять, называется... Розовые слоники... Зеленые человечки... Интересно, можно заболеть белой горячкой на трезвую голову?.. Или это осложнения после старой простуды?.."

В это время дверь трактира открылась, и из него вышли те же двое, но с большущей и, судя по виду, тяжелой бутылью в руках.

Иван понял, что они те же, потому, что они приветливо помахали ему и улыбнулись, как старому знакомому.

Он как-то читал, что белым все люди с черной и желтой кожей кажутся на одно лицо, но все как-то не имел возможности в этом лично убедиться.

Зато теперь к этому списку он своею рукою мог бы приписать людей с кожей зеленоватого цвета, с заячьими ушами и носом-хоботом, свисающим до подбородка.

Людей, бесстыже пропивающих чужие сапоги.

Он сделал попытку встать.

Минут через десять эта попытка увенчалась бесспорным успехом, и он, раскачиваясь и балансируя, как моряк, впервые сошедший на берег после трехлетнего кругосветного плавания, галсами пересек узкую улочку и вошел в трактир.

Трактирщик, бросив опытный взгляд на его босые ноги, встретил его холодно.

– Пошел вон, бродяга, – посоветовал он.

– Я не бродяга, – сосредоточенно, стараясь не смотреть на еду, безвозвратно исчезающую в бездонных ртах посетителей за столами, ответил Иван. – Только что... Недавно... сюда приходили двое и приносили вам сапоги.

– Да? – приподнял бровь хозяин.

– Да. Это мои. Отдайте их мне, пожалуйста.

– Кайса, – обратился он к тощей старухе в ужасно-фиолетовом платье, протирающей кружки у противоположного конца стойки. – Нам какие-нибудь двое приносили сегодня какие-нибудь сапоги?

– Не так давно, – подсказал Иванушка.

– Что у нас тут, базар? – неприязненно отозвалась хозяйка, не поворачивая головы. – Нет у нас никаких чужих вещей.

– Ты слышал – нет, – любезно продублировал трактирщик.

– Но я видел, как...

– Слушай, парень, тебе же сказано – нет, – из-за ближайшего стола, угрожающе шевеля ушами, стали подниматься четверо громил. – Давай, или делай заказ, или проваливай отсюда, не приставай к честным предпринимателям.

Пант (судя по всему, это был тот самый пресловутый скупердяй, которого упомянули в разговоре грабители) недоуменно повел хоботком – видимо, до него не сразу дошло, что под "честным предпринимателем" подразумевают именно его.

– Ты слышал, что тебе сказали? – поддержал, наконец, он своих незваных защитников. – Если у тебя нет денег, чтобы заплатить за обед или выкупить свои шмотки – вали, пока тебя не вышвырнули.

Иван недобро прищурился и схватился за меч.

Вернее, за то место, где меч обычно был.

Если бы царевич воспитывался в легендарном монастыре Бао-Лине, о чем он долго мечтал и бесплодно намекал своим родителям, он бы сейчас схватил со стойки крышку от кастрюли, и через три минуты в этом заведении вертикально остались стоять бы только стены.

Но он вырос во дворце лукоморского царя, вернее, в его библиотеке, и этот прискорбный для уличного бойца факт любого делал полностью непригодным к рукопашной с четырьмя зелеными верзилами из неизвестного мира.

Поэтому единственное, что оставалось побежденному в так и не начавшемся сражении лукоморскому витязю, это гордо развернуться, презрительно пожать плечами и, не теряя чувства собственного достоинства, покинуть помещение.

Когда он проходил мимо окна, оттуда на него дерзко и высокомерно глянул какой-то растрепанный, бледно-зеленый и длинноносый до отвращения, абориген.

Иван раздраженно замахнулся, и абориген в ответ агрессивно взмахнул рукой.

Царевич, рефлекторно пытаясь предотвратить удар, выкинул кулак вперед, раздался веселый звон разбитого стекла...

– Зеркало!!! Он разбил мое зеркало!!! – завопил за спиной хозяин.

– Голодранец!!! – подхватила его жена.

– Попался!!! – взревела где-то за его спиной криминальная четверка.

– Бей его, бей его! – вступил хор веселых голосов из-за других столов, и Иванушка, не дожидаясь окончания спевки и наплевав на приличия и традиции лукоморских витязей, распахнув дверь плечом, вылетел на улицу и помчался, не разбирая дороги, подальше от столь негостеприимной точки общественного питания.