Иван Царевич и Серый Волк

К Кощееву замку вела широкая, хорошо утрамбованная дорога, а сам сад с молодильными яблоками не был обнесён ни рвом, ни оградой, ни стеной и являл собой изумлённому взору полную беззащитность и доступность. Впрочем, и беззащитность и доступность были всего лишь иллюзией, поскольку стоило только Уазику неосторожно зарулить на садовую аллею, как до десятка жутковатого вида существ окружили машину с явным намерением добраться до укрывшихся в салоне людей, которые, к слову, прибыли в Кощеев замок с самыми добрыми намерениями. Между прочим, Селюнин здорово польстил этим тварям, назвав их собачками, пусть и трёхголовыми. Величиной Церберы чуть не вдвое превосходили лошадей, а уж обличье имели столь волосато-устрашающее, что драконы рядом с ними смотрелись симпатягами. Что же касается клыков, то подобными, с позволения сказать, зубами можно было бы разгрызать и танковую броню, не говоря уже о жестяном кузове милицейского Уазика.

Пока Царевич проклинал себя за беспечность, а Кляева за легкомыслие, с которым тот въехал на охраняемую территорию, Селюнин выскочил из машины и бросился навстречу сказочным псам с громким криком:

– Держите их, это лютые враги Его Бессмертия.

Кляев послал в спину коварному соседу несколько забористых ругательств и попытался было, включив заднюю скорость, уйти от озверевшей собачьей стаи, но, увы, мотор машины заглох в самую неподходящую минуту, и собачья пасть, а точнее далеко не собачья, разнеся стекло, клацнула зубами у самого Царевичева уха. Ухо, впрочем, осталось при Иване, к его немалому удивлению, более того сказочная псина, кажется, была смущена собственным нахальством и умильно завиляла мохнатым хвостом, пробормотав что-то вроде:

– Я извиняюсь, вашество, нечаянно получилось.

После этого вежливый Цербер не только сам отпрыгнул в сторону, но и приказал другим чудищам дать Хозяину дорогу. Успевший завести мотор Кляев мигом воспользовался неожиданным гостеприимством и рванул прямо по аллее, едва не сбив при этом растерявшегося предателя Селюнина.

Аллея закончилась у роскошного крыльца, ещё более роскошного дворца, подобия которого Царевич ещё в своей жизни не видел. Хотя, если сказать честно, в данную минуту его менее всего волновали архитектурные изыски и красоты. Царевич пребывал в шоке и, между прочим, было от чего: во-первых, его сначала чуть не съели, а во-вторых, почему-то всё-таки есть не стали, более того признали если не своим, то, во всяком случае, близким по духу.

– Почему они назвали тебя Хозяином? – спросил с заднего сидения вышедший из прострации Самоедов.

– Каким хозяином? – удивился Кляев, прослушавший, видимо, реплику Цербера. – Обознались, наверное, – пожал плечами Царевич, вылезая из машины. – Пошли, проверим, как Его Бессмертие живет.

Крыльцо у Кощея, как у всякой уважающей себя большой сволочи, было отделано мрамором. А по бокам, у перил, через каждые две ступени, стояли уже знакомые Царевичу скульптурные изображения зверобогов.

– Видал? – ухмыльнулся в сторону Мишки Кляев. – Не твоим крокодилам чета.

И надо сказать, что Кляев был прав: фантазия у сказочного скульптора была

куда отвязнее и изощрённее фантазии художника российского. И, скажем, зелёный крокодил Пётр Семенович Вельзевул сильно уступал если не габаритами, то, во всяком случае, свирепостью морды выстроившимся вдоль лестницы истуканам. Проходя мимо одного из таких истуканов, Царевич осторожно потрогал его пальцами и пришёл к выводу, что вырезаны они, скорее всего, из слоновой кости.

– Где ты найдешь слонов с такими бивнями, – возмутился Кляев.

Что да, то да. Это обстоятельство Царевич как раз и не учёл, но, тем не менее, он остался при мнении, что резались эти статуи из кости, если не слоновой, то какого-нибудь доисторического животного.

Иван ждал ещё чего-нибудь интересненького в зооморфном стиле, но, увы, или к счастью, ничего подобного в холле Кощеева дворца не обнаружил. Его Бессмертие, возможно из снобизма, не пустил богов дальше лестницы. Зато изображений прекрасных дев, как скульптурных, так и живописных в холле было великое множество. И все эти девы были, разумеется, абсолютно неземной красоты. – Женолюб, однако, – заметил вскольз Кляев, оглядывая стены и скульптуры, стоящие к у мраморных колон.

– Живут же люди, – громко позавидовал Кощею Мишка Самоедов. – Приличные люди так не живут, – отрезал в ответ на слова раскатавшего губу художника лорд-пролетарий.