Иван Украинский

— Посторонитесь, граждане, — окликнул Иван встречных.

— А ты, голубок, не спеши, — услышал он в ответ голос, лишенный каких‑либо любезностей. — Останавливай сани.

— А ну, прочь с дороги, — уже теряя терпение, потребовал Украинский.

— И не подумаем, — хрипло ответил самый высокий с разбойным видом верзила. — Нам от вас много не надо — две бараньих туши и тогда пропустим.

— Вы что, грабеж хотите учинить?

— Называй, как хочешь, — рявкнул вожак, — баранов давай немедленно, иначе сами возьмем.

Грабитель и его напарник двинулись к Ивану. Взбешенный такой наглостью, Украинский крикнул что есть мочи:

— Не подходить! Иначе вот этим дергачом кишки вам повыпускаю.

И он выбросил вперед надежный, достаточно длинный, отшлифованный до блеска, крепкий металлический прут с острым крючковатым наконечником. Младшего брата Иван громко предупредил:

— Заходи им сзади, накидывай на них веревочную петлю.

У вожака холодно блеснул в руке нож, по всей видимости ножом был вооружен и его соучастник. Но пустить в ход холодное оружие уголовники не решились. Слишком предметный отпор получили, устрой они открытое нападение — и впрямь смелый парень мог до их кишок добраться. А такой оборот дела никак не устраивал любителей легкой наживы.

Проваливая прочь к своей кошевке и удаляясь в направлении станицы Архангельской, вожак зло матерился, Иван расслышал даже, как он его обозвал:

— Хозяйский холуй, сорвал нам все дело.

Сзади послышался скрип саней — это Украинских догонял знакомый станичник.

— Что у вас тут произошло? — обеспокоенно поинтересовался он.

— Малость объяснились с залетными гастролерами, — показывая на удалявшуюся легкую кошевку, сказал Украинский. — Попробовали ножом грозить, чтоб хапнуть баранины на шашлык, да сорвалась их задумка.

Продолжая дальше путь, разгоряченный небезопасным происшествием, батрак размышлял над последними словами грабителей. «Добро‑то не мое, а чужое — думал он. — И мне его не жалко. Но на него нет прав и у этих подонков». Сдав мясные туши хозяину трактира и получив от него расписку, братья возвратились в станицу. О том, что произошло в дороге, они рассказали своим домашним, Дейкин же узнал об этом от случайного свидетеля неприятного события.

— Что ж ты умолчал передо мной? — укорил он Ивана. — Твое поведение заслуживает не только похвалы, но и поощрения.

Хозяин пытался вознаградить батрака пятью рублями, но Иван посчитал неудобным брать деньги, отказался.

— Тогда вот что, — сказал Дейкин, — раз ты гроши не берешь, я устрою так, что ты на весенних скачках примешь участие на моем коне, в полном снаряжении.

Честно признаться, такая щедрость поколебала у Ивана неприязнь к хозяину. Давно зрело у него сокровенное желание посостязаться с сынками богатеев на скачках и в рубке лозы. Но хорошо знал — это для него недоступно. Померяться силой и ловкостью могли лишь избранные, из казачьего сословия, у которых в конюшнях для такой цели выращивались и содержались породные скакуны, хранилась первоклассная сбруя, а в кованых сундуках, обернутые в промасленные тряпицы, ждали своего часа остро отточенные сабли. Ничего этого у Ивана не было и быть не могло.

Между тем, за Украинским еще с мальчешских лет в станице закрепилось прозвище, как одного из самых сноровистых лошадников, умевшего обращаться с конем не

хуже любого кавалериста. Находясь в поле, вдали от посторонних глаз, Иван частенько скакал на лучших хозяйских рабочих лошадках, ударами плети срубая иссиня — фи- олетовые головки высоких степных будяков. И глаз, и рука тренировались, сила в плечах крепла. В такие минуты Ивану казалось, что он и на настоящих скачках может выступить ничем не хуже других. Но годы шли, а на всех очередных праздничных джигитовках он оставался простым зрителем.

Теперь же речь велась о нем, как об участнике… Заманчиво и страшновато! Иван наперечет знал всех коней Дейкина — рабочих и выездных. Не будучи коренным казаком, Дейкин был приписан в казачье сословие, благодаря своему богатству и влиянию. Добрых скаковых лошадей держал для престижа. Сыновей Степану Дейкину Бог не послал, были у него только две взрослые дочери. Поэтому и коней — красавцев хозяина некому было продемонстрировать перед всей станицей во всей их мощи и превосходной стати.

Обычно праздничное зрелище — скачки лошадей и рубка лозы — устраивалось в станице до начала сенокоса, накануне или после Пасхи, когда в поле заканчивался сев яровых, овса, подсолнечника, кукурузы, бахчевых и овощей, а трава еще не подоспела к уборке и прополка всходов только начиналась. Таким событием отмечались нередко и зажинки — окончание всех поздних полевых работ в пору золотой осени.

В повседневном труде миновала зима, за ней последовали горячие весенние заботы. И не заметил Иван, как пробежало несколько месяцев, отделявших его от январской поездки в железнодорожный поселок. Однажды Дейкин ему напомнил:

— А ты, Иван, готовься к скачке и рубке. Я свое слово сдержу.

Через несколько дней хозяин завел батрака в конюшню и, показав на трех лоснящихся молодых коней, стоявших в станках, сказал: