А этот царь-отрок… Он переживет своего старшего брата, болезненного, хилого, с трудом держащегося на ногах. Придворные врачи-иноземцы, с которыми Спафарий знался, предрекали Ивану короткий век. Однако он женился на Салтыковой и, говорят, она уж от него понесла.
Эти слухи мигом разнеслись по Москве, похоже, они исходят от Милославских, от правительницы царевны Софьи, они ей к выгоде, в подкрепление. А вообще-то слухи исходят из самых глубин, из опочивален, слухами исстари земля полнилась. При столь великом числе услужников при дворах царей, царевен и бояр, поименованных ближними, невозможно что-нибудь скрыть.
А Милославские не хотят ни за что уступать Нарышкиным. И главная их воительница Софья, направляемая своим талантом князем Василием Голицыным, с женитьбою братца Ивана связывает нехитрые расчеты на его потомство. Это соперничество может устраниться лишь с исчезновением одного из великих государей. И Софья торопится, зная что век Ивана недолог. Он непременно должен оставить после себя наследника, именно наследника. Расчеты на старшего братца Федора не оправдались — он тоже был болезнен и хил. И при двух женах остался бездетен. Таков уж оказался мужской корень Милославских — выморочным. На Ивана — последняя, слабая, впрочем, надежда. Салтыкова-то здорова и хороша собой. Может, что и удастся.
А Петр и царица Наталья, похоже, не из слабых. Особенно Петр, царь-отрок. Партия Нарышкиных им сильна и на него уповает. За нею — все здоровые силы московского государства. Это Николай видел и чувствовал. Сих сил еще маловато, но они отвоевывают себе вершок за вершком, сажень за саженью. И Спафарий верил в их победу.
Вот они сидят, друг против друга «на своем царском месте», как сказано в «Книге записной»… в окружении бояр, окольничих, стольников, кравчих, спальников и других придворных чинов. Царь-отрок Петр с любопытством озирается вокруг, взор его живехонек, как ни торжественна обстановка, и он словно бы улыбается. Иван же вял, голова его то и дело клонится долу, кажется, он вот-вот либо уснет, либо обмякнет на своем возвышении. Два характера, две противоположности.
Иван на шесть лет старше, но кажется, будто старше Петр — если б не совершенно мальчишеская физиономия. А так он выше своего братца, первого царя, чуть ли не на полголовы.
А в обычное время, когда нет официального царского сидения, либо приема послов или молебствия, Петр бегает со своими «потешными», кои притекли к нему из Преображенского, затевает игры воинские. А Иван кладет поклоны перед иконами, либо тешится со своей молодой царицею. Говорят: вошел во вкус, охочь до супружеского ложа. Всем казалось это странным, однако так оно и было.
Петр же листал книгу, либо вот еще любезное ему занятие: крутил и разглядывал подарок иноземцев — глобус. И Спафария в эти минуты призывал быть при нем и толковать про земное устройство, и про то, где какие страны и народы жительство имеют.
На глобусе том были означены и страна Китай, и Индия, и страны Европы — само собою. И выходили они такими малыми в сравнении с Россией, что Петр в который раз диву давался.
— Это что же, Голландию еле видать — такая она кроха. А уж повсюду проникла. А Швеция… А Англия… Сколь в них во всех силы и сколь многими землями завладели в других концах света, — дивился царь-отрок. — Как с этим сообразоваться, скажи? Мы аж полсвета заняли, а силы нашей против них вроде бы недостает. Неужто в мореходстве вся ихняя сила?
Спафарий отвечал с улыбкою:
— Нет, государь мой, не только в мореходстве. Главная сила их во множестве ученых людей, в развитии наук и ремесел. Народ с малолетства грамоте обучается, строит повсеместно мануфактуры, верфи, на коих закладываются корабли. Развивают знания и уменья от тех знаний. А тут, в России, ничего этого нету…
— Я заведу! — воскликнул Петр. — Все заведу. И корабли строить зачну. Дай только выйти на простор.
— Так ведь, государь мой, эвон сколько простору у нас. Одна Сибирь чего стоит.
— А моря-то нету, — сокрушенно возразил Петр. — Один Архангельск — порт да и тот зимою льдом, сказывают, окован. Нам теплое море надобно, да где его взять? Разве что у турок отнять, либо у персиян их море Хвалынское. Вот тут реки кое-где означены, ниточками тянутся. А куца ведут — неведомо.
— А потому неведомо, что картографы, кои сей глобус создавали, не все разведали в доподлинности. Мало таких людей, которые в картографии искусны и могут все земные просторы очертить. Надобны опять же знания, постижение науки. Надобно людей этому выучить и разослать во все концы земли, дабы они неоткрытое открыли и на земном чертеже все означили.
Задумался царь-отрок. Сморщил лоб, закатил глаза. Как видно, силился представить себе всю эту затейную сложность. Перевел глаза на глобус, большую часть которого залил голубой цвет — цвет воды, цвет океанов и морей. Потом сказал задумчиво: