Иван V: Цари… царевичи… царевны…

И вот достигли мы наконец царствующего города Пекина. Увидели мы несколько ворот, ибо окружен Пекин стенами с башнями. Двери у ворот окованы железом, а наверху поделаны палаты боевые, где стоят часовые, а внизу караулы с луками и саблями. И тут же лежат пушки видом железные.

Знатно охраняется великий город и особенно его центр — город, именуемый Красным, где живет сам богдыхан и его приближенные. Тут возле него узрел я разноплеменного народу великое множество, и не без европейцев — португальцев, голландцев, итальянцев. А первенство меж них давно захватили иезуиты, насаждавшие свою веру меж китайцев и во многом преуспевшие. Привели ко мне старца католика Фердинанда Вербиста, который послан в Китай из Рима полтора десятка лет назад. А еще весьма почтен у богдыхана был другой иезуит, приехавший сюда молодым и здесь состарившийся и почивший, именем Адам Шал, человек большой мудрости и знаний.

С Фердинандом мы перемолвились по-латыни, и оба получили от сего общения удовольствие. И предупредил он меня, — что должен я сдать государевы грамоты чиновникам богдыхана, ведающим иноземными делами. А потом дожидаться зова его богдыханского величества для его всемилостивейшего лицезрения.

Но я сему решительно воспротивился. У нас принято, говорил я богдыхановым чиновникам, что великий государь принимает послов иноземных своею персоною. И они при этой высокой аудиенции вручают ему грамоты своих государей, королей ли, шахов, султанов.

Иезуит мне доверительно поведал, что здесь обычай варварский и послам должной чести не принято оказывать, но я продолжал стоять на своем: не только своей чести, но допрежь всего чести моего повелителя, великого государя и великого князя, ни в коем разе не желал уронить. И за великое бесчестие почел бы те царские грамоты отдать богдыхановым чиновникам.

Через несколько дней явились ко мне асканьяма с иезуитом и стали пенять, что я-де хочу непременно, из упрямства своего, нарушить их обычай и заставить его богдыханово величество поступить по моему требованию. Мол, дружеские отношения меж нашими государями только начинаются, они, можно сказать, в зародыше. Вот когда эта дружба укрепится и явятся этому неопровержимые доказательства, тогда-де богдыхан лично примет посланника великого государя и из рук его изымет грамоты.

Господь свидетель, отвечаю я им, что таковая дружба меж нашими государями всегда была ненарушима и незачем снова возобновлять переговоры. Я свято блюду честь своего государя. А он всегда самолично принимает иноземных послов, и они вручают ему грамоты и подарки своих повелителей, и он не чинится пред ними. Добро бы и великий богдыхан так поступил. Сказал им так, и они убрались восвояси.

И так я и они упорствовали, почитай, месяца с полтора. Я не хотел ни за что уступать и чести великого государя и посольства моего. И богдыхановы люди стали поддаваться. Велели, к примеру, предстать пред очи богдыхана непременно в шапке. Я посмеялся и ответил, что повсюду послы пред государями шапки снимают в знак почтения. Но потом уступил: ладно, буду в шапке.

Сдались наконец. Еще и заря не брезжила, как явились за мной и моими людьми хановы прислужники с зажженными фонарями бумажными и повели нас чрез трое ворот на особую площадь. Там увидели мы семерых слонов с позолоченными «чердаками» — паланкинами на них. Возле них стояли погонщики в красных камзолах с тюрбанами, украшенными перьями.

Как я понял, это была парадная площадь для больших приемов. Потому что по обеим ее сторонам стояли вызолоченные богдыхановы кареты, в коих, как потом говорили, слонов впрягают. А на слонах узды широкие и украшены цветными каменьями. Тут же были и упряжки из белых коней и бубны разные и желтые знамена. Словом, полный парад пред воротами в ханский большой дворец. Вот-де какой их владыка богатый и могущественный.

Снова новели нас чрез ворота мраморные, чрез сады диковинные для отдохновенья ханова, чрез двери золоченые. Всюду караульщики с луками и колчанами, полными стрел. Усадили моих людей на землю и велели дожидаться. А ко мне пожаловал иезуит и стал наставлять ихнему этикету: как сидеть, как стоять, как кланяться. Кроме стражи, было тут множество чиновников-мандаринов. Стала играть невидимая музыка, ударили в колокол, заиграли в бубны. Иезуит объяснил: это богдыхан последовал в палату приемов.

В таких церемониях мне никогда бывать не приходилось, я и в мыслях не имел, что столь много здесь палат и переходов. Опять меня подняли и повели по мраморной лестнице (я насчитал двадцать ступеней) в главную палату, где расположен богдыханов трон. Велели бегом бежать, таков-де у них обычай, но я шел степенно и не поддался.

Наконец усадили меня пред ханским троном. Он вроде царского: на деревянных столбах, меж которыми завесы, как у турок. Велели мне поклониться до земли, а я ответил, что был бы я холоп ханский, то до земли бы поклонился, а я слуга великого государя и кланяюсь по нашему обычаю.