Иван Васильевич. Профессия – царь!

– Будем надеяться, – произнес максимально спокойным голосом ландмейстер, – что обойдется. Полвека назад они уже плавали в Данию и более туда не ходили…

– Полвека назад там не было рьяного еретика Кристиана! Схизматики и еретики! – выкрикнул архиепископ, находившийся на грани истерики.

– Кто инициировал посольство? – поинтересовался ландмейстер у притихшего купца, старавшегося не привлекать к себе внимания.

– Ходят разные слухи… – уклончиво ответил он.

– А ты что думаешь?

– Так регент при Великом князе силу большую имеет. То мать его, Елена Глинская, порядок в монете московской навела. Супротивников своих переморила одного за другим. Даже дядю не пожалела. Подозреваю, что она и затеяла это дело. Властна и умна, даром, что в юбке.

– А что там за дело случилось с Великим князем полтора года назад? – поинтересовался архиепископ. – Сказывают, что ему дурно стало в церкви. Так ли это?

– По Москве легенды про малого Ивана ходят одна страннее другой. Чему верить – непонятно. Одно ясно – изменился Великий князь сильно после того случая в церкви.

– Ему действительно стало дурно в церкви? – оживился ландмейстер, даже чуть подавшись вперед.

– Задремал он там. Сморило. Да так сильно, что очнулся лишь на третий день. Забавы у него теперь совсем не детские. По пушечным избам да мастеровым всяким ходит. Речи умные ведет. Спрашивает так, словно разбирается.

– А митрополит что?

– Ничего. Великий князь теперь проводит в церкви времени много больше прежнего. Любит на колокольню забраться да читать там.

– Читать? – ахнули и ландмейстер, и архиепископ.

– Читать, – уверенно кивнул купец. – В свои восемь лет он и читает, и счет знает, и вообще явную склонность к наукам имеет. Потешных себе завел из посадских да крестьянских детей и странное с ними творит. Заставляет вышагивать особым образом, фигуры строить да палки держать длинные. Иной раз, словно еж, станут, выставив их в разные стороны.

– И кто учит его этому делу? – сильно помрачнев, спросил ландмейстер. Ему как военному человеку современной европейской традиции тех лет оказалось несложно догадаться о роде занятий малыша.

– Он себя всякими инородцами из пленных окружает. Все больше из земель Кайзера, но есть и пара итальянцев. Мать-регент на то смотрит сквозь пальцы.

– А митрополит? Сказывают, что он не сильно иностранцев жалует.

– Он не вмешивается, находясь в стороне от дел мальца. С этими потехами вообще все странно. По городу ходят слухи о том, что Всевышний благословил его на великие дела и разум зрелый в голову детскую вложил.

– Вздор! – фыркнул архиепископ.

– Разумеется, – покорно кивнул купец, однако скрыть скользнувшей по лицу усмешки не смог, что не укрылось от глаз ландмейстера.

– Ты говорил с ним?

– Недолго.

– И что?

– Он слишком рассудителен для ребенка.

– Хм… – задумчиво произнес ландмейстер, обдумывая ситуацию. Ему совсем не понравилось, что Великий князь в столь юных летах занялся серьезными делами. А уж что-что, а крепкую пехоту назвать баловством у Германа язык не поворачивался. Он уже знал, чего она стоит. Наслышан и о делах ландскнехтов, и о швейцарцах, и об испанцах. Теперь же, если еще и московиты этой пакостью обзаведутся – совсем тяжко станет благородным людям… Вот! Он даже слегка дернулся, найдя тревожащий его нюанс. – А как бояре относятся к тому, что Великий князь с чернью возится?

– Так он и с боярами играет. Да только игры у него такие, что мало кого из благородных они увлекают, а потому отлынивают по возможности. Но оно и понятно – дети же еще. Им бы играть да шалить, а тут такие дела. Не по их уму и возрасту забавы Великого князя.

Глава 4

1539 год – 5 июня, Москва – окрестности

Выходы Великого князя Московского на марш-броски со своей чернью не избежали внимания соседей, которые по-разному отнеслись к этому. В основном, конечно, с раздражением. Кто-то возмущался возней столь родовитого человека с чернью. Фу! Это низко! Ничтожно! Как он посмел! А тот, кто оказался поумнее, больше злился от попытки выковать на Москве крепкую пехоту, грозящую стать знатной занозой в августейших задницах всех ее соседей. И лишь казанский хан Сафа Герай[21] пришел в восторг. Он как-то сразу вспомнил историю о пленении прадеда мальца – Василия II. Очень, надо сказать, удачном для казанцев пленении. Поэтому после непродолжительной подготовки несколько маленьких выборных[22] отрядов казанской конницы легко просочились и достигли точки рандеву.

Москва в те времена уже давно жила крайне непросто, и людей, на которых ее противники могли опереться, хватало. В том числе влиятельных. Где-то по дурости личной, где-то из корысти, да и прямых противников хватало. Так или иначе, но три сотни выборной конницы казанской тихо собрались на дружественной усадьбе недалеко от Москвы и стали ждать новостей…