Зотей вздохнул, положил руку на плечо брату и ответил:
— Я помогу тебе, покажу короткую дорогу к острову Буяну, не зря же я все колдовские тайны постиг. А пока отведаем хлеб-соль.
Ваня улыбнулся, глядя, как Зотей вытаскивает из своего балахона тонкий сверток, как расстилает его на валуне, и как появляются на скатерти плошки, миски и блюда со свежим хлебом, мочеными яблоками, дымящимся мясом, посыпанным мелко порубленным луком, квашеной капустой и пирогами с вишней. Слюнки потекли у царевича и принялся он угощаться яствами, пить невесть откуда взявшийся клюквенный морс.
Зотей зашел за спину юноши и незаметно воткнул в ворот его кафтана длинную иголку.
— Приляг, отдохни с дороги, — предложил Зотей, сам не взявший ни кусочка со скатерти-самобранки, и показал на удобную лежанку, крытую бархатным ковром.
Удивился Ваня, что раньше не заметил её, и почувствовал, как слипаются его глаза. Он потёр их рукой, Зотей ласково приобнял брата и отвел к лежанке, подложил под спину подушку. Ваня провалился в глубокий сон.
* * *
На широкой кровати с точеной резной спинкой, в плену влажных подушек и перин, лежала женщина. Лицо ее было мокрым от пота и слёз, седеющие волосы разметались, губы кривила мука стыда. Молодая девка с тугими грудями, торчавшими под сарафаном, прижимала к себе пищащий сверток, удивленно посматривая на лицо младенца. Две шустрые повитухи суетились в комнате, когда раздался громкий и требовательный стук в дверь.
— Матушка-царица, матушка-царица, — зашептала одна из повитух, — повели не входить никому.
Женщина хотела было крикнуть, но голос её не слушался, и дверь шумно растворилась. На пороге стоял царь Выслав. Лицо его было бледно, а руки тряслись. Не глядя на жену, он подошел к узорчатому окну, к створке которого прижималась девка с младенцем. Девка только бросила взгляд на царя, как от страха зажмурилась. Его густые брови были сведены к переносице, борода торчала острым клином, плечи воинственно поднялись, точно рука хотела нанести удар. Младенчик зашевелился в пеленках, выпростав ручонки.
— Тятя, — пролепетал он, хватая царя за бороду.
Повитуха завизжала и бросилась вон из опочивальни царицы, только зацепилась за порог да упала и распласталась, но тут же вскочила и побежала на четвереньках, срамно виляя задом в цветистой юбке.
Царь смотрел в смятении на младенца, который гулил и пускал пузыри. Он был такой же красавец, как и его старшенький Дмитрий и как средненький Василий. Такой же, как если бы ему было месяцев девять. Кормилица держала его, сильно откинувшись назад, ноша руки оттягивала.
— Отродье колдовское, семя змеево! — взревел царь и замахнулся, но ударил не жену, еще не отошедшую от скорых родов, и не сына, убить которого он намеревался одним взмахом руки, а ни в чем неповинную молодайку, предназначенную в кормилицы.