— В тот поздний вечер, когда все случилось, я уложила тебя спать, а сама села возле лампы, чтобы заштопать твое платье, порванное во время твоих экскурсий. Я сидела, штопала, как вдруг до моего слуха донесся какой-то странный, скребущийся звук, словно нечто большое карабкалось по стене за дверью. Я отложила платье, взяла каминную кочергу и подошла к двери. " — Кто там " позвала я, шепотом, чтобы не разбудить тебя, но мне никто не ответил. Тогда я решила, что мне послышалось, и пошла обратно. Но только я отошла от двери, как вновь послышался тот, же скребущийся звук. Покрепче перехватив кочергу, я решительно подошла к двери, отомкнула засов и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Никого. Я посмотрела на право, налево, то так никого не увидела. И это было более чем странно, тот, кто скребся в дверь, не мог так быстро убежать прочь, да и звука шагов в спешке удалявшихся от комнаты я не слышала. Решив, что все это мне послышалось, списав все на усталость, я закрыла дверь. Тут же все повторилось. Распахнув дверь, я вышла в коридор, держа кочергу в руках, чтобы огреть шутника, мешающего заниматься своим делом, но опять никого не увидела. И тут прямо передо мной упало несколько капель какой-то перламутровой жидкости. Я медленно подняла голову, чтобы посмотреть, чтобы это могло быть, от испуга потеряла дар речи. Я даже закричать не смогла. На потолке, прямо надо мной на толстой, как корабельный канат паутине висел огромный, омерзительный паук. С его клыков и капала эта перламутровая жидкость. Не успела я забежать обратно в комнату, как он стремительно спустившись вниз на паутине, схватил меня и, зажав мне рот, уволок куда-то передвигаясь по потолку с большой скоростью, что у меня перед глазами все мелькало, сливаясь в одну сплошную серую полосу. Бросив меня на какие-то мешки в кладовой, он укусил меня, пуская в мое тело свой яд, парализующий меня. Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, даже закричать не могла, чтобы позвать на помощь. Так и лежала на мешках, с застывшим ужасом взирая на то, как паук принимает облик пугающего меня дворецкого. На его лице появилось нечто подобие улыбки. " Лежи у меня тихо, скоро яд начнет растворять твое тело, органы, и я поужинаю, высосав тебя всю без остатка. " Сказав так, он достал связку ключей, отпер дверь и спокойно покинул комнату, оставив меня умирать. Сколько я находилась в забытье, не знаю. Но когда я очнулась, от резкой боли в желудке, то прямо перед собой увидела барона Келвиса. В руках он держал пустую склянку, с остатком какой-то отвратительно пахнущей жидкость. Противный привкус на моих губах означал то, что я была вынуждена проглотить эту жидкость. Дворецкий стоял тут же с таким видом, словно ничего не произошло. Барон со злостью заговорил на каком-то иностранным языке, обращаясь к дворецкому. И тот, поклонившись, в спешке ушел прочь. Барон помог мне добрать до комнаты, говоря, что на меня было совершенно нападение неким существом, умеющим принимать любое обличие, что сейчас его разыскивают по всему замку, что оно напало не только на меня. Но я почему-то не могла, поверит ему. И на это было несколько причин. Первая — это то, что Генри смотрел на меня так, словно у него кусок изо рта вырвали, а вторая, с чего бы барону было так гневаться на дворецкого. Но я для собственной, же безопасности сделала вид, что верю ему. Как только я осталась одна в комнате, я тут же легла, укутавшись всеми одеялами, что там были. Меня бил сильный озноб, я не могла согреться. Нагрев себе горячего чая, я выпила несколько чашек подряд, но все равно холод внутри меня не отступал. Стуча зубами и дрожа, я уснула. Проснувшись, я пошла на кухню, чтобы поесть теплой каши, но проходя мимо кухонного стола, я заметила миску с сырым мясом. И тут произошло то, чего я сама не могла понять. Я схватила кусок сырого, окровавленного мяса и вцепилась в него зубами, напугав до полусмерти повариху. Кто-то из прислуги сбегал за бароном и хозяином. Они в ужасе смотрели на меня, на то, как я рву зубами мясо и глотаю, его не прожевывая. И в эту минуту судьба моя была предрешена. Меня поместили в одной из тайных комнат, где я жила в одиночестве до тех пор, пока не превратилась в арахнироида. Медленное превращение мое тела в нечто ужасное, пугающее, меня сводило сума. Дважды сменилось лето, пока я не приобрела тот облик, что имею сейчас. Мне приносили еду, живых кроликов, я пускала в них яд и ждала, пока они не переварятся в собственной шкуре, затем я высасывала жидкость, оставляя лишь пустую оболочку. Как же мне было дико от этого, — няня Аманда закрыв руками лицо, судорожно всхлипнула. — Мне до сих пор все это дико и не привычно, хотя за все это время я должна была привыкнуть к тому, чем я стала. Меня не выпускали из комнаты, но однажды мне все же удалось сбежать. Генри принес мне кролика, а он оказался таким проворным, что выскользнув из его рук, выскочил из комнаты. Осыпая несчастное животное проклятиями, дворецкий выскочил следом за ним, а я, воспользовавшись этим счастливым моментом, в секунду оказалась на потолке, до сих пор не понимаю, как это произошло, помчалась прочь, к выходу. Выбравшись из подвала, я разбила окно на первом этаже и через него сбежала. Вдогонку за мной мчался дворецкий, пешком, в облике эльфа, так как было рискованно ему превращаться в арахнироида, это и спасло меня. Я передвигалась быстрее, проворнее. Отсидевшись в лесу, я ночью продолжила путь домой. Добравшись до особняка, я собралась было постучаться в дверь, но увидав тебя, моя маленькая Кора, я не смогла этого сделать.