Иванов-48

Хозяин номера поправил пиджак. Галстук не носил, обходился рубашкой-косовороткой.

— Стране перевооружаться нужно, чтобы прочный мир сохранить. Вы, конечно, так же думаете? — на самом деле хозяин номера и об этом вовсе не спрашивал; заранее знал, что Иванов точно так же думает. — Я вашу литературную критику читал. Ну, не совсем критику, скорее, заметки, некий подход к критике. Но я в курсе, товарищ Иванов, что вы перед писателями готовитесь выступить с докладом по Сталинским лауреатам. Наброски у вас правильные, интересные, подтверждаю. Даже из горкома обещали прийти на доклад товарищи. Многим интересно, как вы оцените, скажем, произведения Ильи Григорьевича Эренбурга. О наших лауреатах народу надо рассказывать подробно. Растолковывать, объяснять. Книгу написать легко, сами знаете, любой книгу напишет, если захочет, но вот правильно донести содержание книги до народа, растолковать ее смысл, направление — тут особый талант нужен, согласитесь. — Хозяин номера как бы все время надеялся на понимание. — Вы, товарищ Иванов, почему не член партии? Мы готовы рассмотреть этот вопрос. Книга выйдет, примут вас в Союз писателей, тут мы и напомним, согласны? Без партии никак. У нас каждая единица на счету. Писатель, он — идеологический боец. Мы сейчас, как на фронте, у нас каждое перо приравнивается к штыку. Страну поднимать нужно, людям помогать, детей ставить на ноги. Правильный взгляд на события нужен, тем более на художественные. Оценки нужны позитивные, не пораженческие.

— Но я доклад о лауреатах еще не написал.

— Напишете еще. («Говна-то!» — снова не к месту вспомнил Иванов слова Полины.) Я видел ваши наброски, так сказать, первичный анализ. Мы ценим умных людей. Бдительных товарищей у нас всегда много, — доверительно пояснил хозяин номера. — А нам умные сейчас нужны, чтобы яркой мыслью, как прожектором, освещали написанное. Бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Я внимательно изучил ваши наброски.

— Какие наброски? Где?

— Те самые. В вашей тетради.

— В какой тетради? — не понимал Иванов.

— В общей, немножко истрепанной. Вы ее на почте оставили.

— Так вы ее нашли — мою тетрадь? — Иванов не знал, радоваться ли ему.

— Я же говорю, бдительных товарищей у нас всегда много. Вашу тетрадь, понятно, к нам принесли, мало ли что, правда? — Объясняя так, он наконец вынул из нагрудного кармана удостоверение, раскрыл, не выпуская из пальцев. Так и есть… Иванов так и думал… Управление МГБ… Удостоверение… Капитан Кузнецов… Спрятал обратно в карман. — Уж извините, что полюбопытствовали, заглянули в вашу тетрадь. Обязаны были заглянуть. По долгу службы.

— Как мне к вам обращаться?

— Можно по имени. Сергей Сергеевич.

«Гражданин Сергеевич». Это Иванов вспомнил, как однажды Полина, Нижняя Тунгуска, мечтающая родить ребенка Полярнику, рассказывала. В детстве игрушек у нее совсем не было, она сама придумала сказочного гражданина Сергеевича, небольших лет, крошечного роста, может, и удостоверение у него было, тоже маленькое, тогда не МГБ, конечно, а НКВД, и жил маленький гражданин Сергеевич под кроваткой. Ну, а потом много чего произошло, даже война с немцем, и Полина выросла, забыла про гражданина Сергеевича, а он, может, и сейчас живет под ее кроваткой.

— Сегодня важно, товарищ Иванов, чтобы нас опять в войну не втянули.

— Да кто ж это нас втянет в войну, Сергей Сергеевич?

— Приспособленцы всякие. Болтуны. Мразь.

— Да на что такие способны?

— Ох, недооцениваете, товарищ Иванов.

Тут Иванов кивнул согласно. Наверное, недооценивает.

— Такие вот дела складываются, товарищ Иванов, что вы нам помочь должны.

Во все время разговора Сергей Сергеевич ни разу не улыбнулся, но напряженность постепенно спадала. Помочь? Сотрудникам органов? Ну почему не помочь, если есть такая возможность? Пытался понять, чего от него хотят, чем ему грозит это, почему позвали в гостиницу? Если даже из горкома обещали на его выступление подойти товарищи, значит, нужно постараться. Раз товарищи из горкома придут, значит, там все движется хорошо — задержанную его книгу или уже подписали или завтра подпишут. Что там этот Сергей Сергеевич вычитал в моей тетради? «Вашу литературную критику…» Ну да, что еще… Вдруг жаркой волной прошло по телу, ярко представил, как выскакивает утром инвалид в кальсонах (при татарке, и при Полине, и при Француженке, и при майоре, и при вернувшемся Полярнике) и вопит на весь барак: «Смотрите! Смотрите! Наш Иванов-то!..» И указывает дрожащим пальцем на строку — Сталинская премия…

— Ну, вот, — сказал Сергей Сергеевич, — придете завтра сюда с утра.

Он нисколько не сомневался, что все будет именно так, как кем-то уже определено.