- Он нашел, он и зачурался, - подтвердила Оля Кузина. - И теперь что хочет, то с ним и сделает. И пусть уж лучше утопит: интересно.
- Герасим и Муму! - объявил Вовка и опять в воду полез.
- Отдай, - попросил Колька тихо. - Отдай мне его. Отдай, а! Я тебе что хочешь за него дам. Ну, что сам захочешь.
- А что у тебя есть-то? - пренебрежительно спросил Вовка, но, однако, остановился, не полез вглубь. - Ничего у вас теперь нету, кроме долгов: папка так говорит.
- Кроме долгов! - засмеялась Оля Кузина (а смех у нее- будто бубенчик проглотила). - Ничего у них нет, ничегошеньки: даже кабанчика!
- Отдай, - Колька вдруг дрожать стал, словно только-только из воды вылез, нанырявшись. - Ну, хочешь… Хочешь, я компас тебе за него отдам, а? Насовсем отдам, не топи только животную. Жалко.
- Жалко ему!-засмеялась Оля Кузина. - Жалко у пчелки!..
Но Вовка не засмеялся, а поглядел.
- Насовсем? - спросил: недоверчив был, весь в Федора Ипатовича.
- Честное-железное, - подтвердил Колька. - Чтоб мне не купаться никогда.
Молчал Вовка. Соображал.
- Да на что ему компас-то твой? - спросила Оля Кузина. - Очень он ему нужен, компас-то! И всего-то он, поди, копеек восемьдесят пять стоит. А щенок знаешь сколько? Ого! И не купишь, вот сколько.
- Я не за щенка, - пояснил Колька, а на сердце так скверно стало, что хоть заплачь. И компаса жалко, и щенка жалко, и себя почему-то тоже жалко, и еще чего-то жалко, а вот чего - никак Колька понять не мог. И добавил: - Я за то только компас дам, чтоб не топил ты его никогда.
- Это конечно, - солидно сказал Вовка. - Компас за щенка мало.
И щенка на руке покачал, будто прикидывая.
- Я не насовсем, - вздохнул Колька. - Пусть у тебя живет, если хочешь. Я за то только, чтоб ты не топил.
- Ну, за это…- Вовка похмурился по-отцовски, повздыхал. - За это можно. Как считаешь, Олька?
- За это можно, - сказала.
И слов-то у нее своих не было - вот что особо горько. Его слова повторяла, как тот попугай говорящий, про которого Колька читал в книжке «Робинзон Крузо».
- Ладно, только пусть покуда у меня живет, - важно сказал Вовка. - А компас завтра принесешь: Олька свидетельница.
- Свидетельница я, - сказала Олька.
На том и порешили. Вовка щенка домой отволок, Олька к маме убежала, а Колька с компасом пошел прощаться. Глядел, как стрелка вертится, как дрожит она, куда указывает.
На север она указывала.
11
Без кола да без двора - бобыль человек. Таких и Федор Ипатыч не уважал и Яков Прокопыч побаивался. Если уж и двора нет, так что есть, спрашивается? Одни фантазии.
А у Нонны Юрьевны и фантазий никаких не было. Ничего у нее не было, кроме книжек, пластинок да девичьей тоски. И поэтому всем она чуточку завидовала - даже Харитине Полушкиной: у той Колька за столом щи наворачивал да Олька молочко потягивала. С таким прикладом и мужа-бедоносца стерпеть можно было, если бы был он, муж этот.
Никому в зависти этой - звонкой, как первый снежок, - никому Нонна Юрьевна не признавалась. Даже себе самой, потому что зависть эта в ней жила независимо от ее существа. Сама собой жила, сама соками наливалась, в жар кидала и по ночам мучила. И если бы кто-нибудь Нонне Юрьевне про все это в глаза сказал, она бы, наверно, с ходу окочурилась. Кондратий бы ее хватил от такого открытия. Ну, а хозяйка ее, у которой она комнату снимала - востроносенькая, востроглазенькая да востроухонькая, - так та хозяйка все это, конечно, знала и обо всем этом, конечно, по всем углам давным-давно языком трясла:
- Подушки грызет, товарочки, сама в щелку видела, вот те крест. Кровь в ней играет.
А товарочки головами согласно кивали:
- Пора бы уж: перестоится девка. Мы-то первых своих когда рожали-то? Ай-ай, по бабьим срокам ей бы уж третьего в зыбке качать.
Вот с таких-то разговоров да шепотков Нонне Юрьевне и житье-то пошло не в житие, а в вытье. Никогда она для себя ничего добиваться не решалась и не пыталась, а тут вдруг понесло ее по всем начальникам. И откуда терпение взялось да настойивость: не сдавалась. Все инстанции прошла, что положено, и добилась.
- Выделим вам отдельную комнату. Только, к сожалению, в аварийном фонде.
- В каком угодно!
Душа продрогшая о крыше не думает: ей стены нужны. Ей от глаз-сосулек укрыться нужно, и если при этом сверху капает - пусть себе капает. Главное, стены есть. Есть, где отплакаться.
Отплакалась Нонна Юрьевна с огромным удовольствием и большим облегчением: даже улыбаться начала. А как слезки высохли, так и сверху полило: дождь начался и без всяких препон комнаты ее собственной достиг. Все тазы и все кастрюли переполнил и породил в почти безмятежной голове Нонны Юрьевны мысли вполне практического направления.
Однако направление это, как выяснилось, в тупик вело:
- На ремонт все лимиты исчерпаны.
- Но у меня протекает потолок. Просто как душ, знаете.
Улыбнулись покровительственно:
- То не потолок протекает, то крыша. Потолок течь не может, он для другого приспособлен. А крыша, она, конечно, может. Все правильно, в будущем году ставим вас на очередь.
- Но послушайте, пожалуйста, там же совершенно невозможно жить. Там с потолка ручьем течет вода и…