- Нет, ты настоящий бирюк, - сказал, помолчав, начальник. - Самая пора тебе в министерство. Между прочим, как инспектирующий, могу там доложить о полном порядке в твоем хозяйстве. Лес ухожен, порубок не видно. Нет, знаешь, Юра, мне нравится. Ей-богу, нравится.
Юрий Петрович хмуро молчал. Впрочем, начальник замолчал тоже, наткнувшись на солидных размеров щит, сбитый из струганых досок. На щите были выжжены стихи:
Стой, турист, ты в лес вошел, не шути в лесу с огнем, лес - наш дом, мы в нем живем.
Если будет в нем беда, где мы будем жить тогда?
По бокам щита раскаленным гвоздем были выжжены зайцы, ежи, белки, птицы и большой лось, похожий на усталого Якова Прокопыча.
- Толково, - сказал начальник. - Твоя инициатива?
- Еще чего! - сказал Юрий Петрович. - Сам удивляюсь, когда он все успел.
- Кто?
- Лесник мой. Егор Полушкин.
- Любопытно, - сказал начальник. - Это я сниму. И полез за фотоаппаратом. Чувалов усмехнулся:
- Пленки не хватит.
К вечеру они добрались до Егорова шалаша. Начальник переписал по дороге все Колькины сочинения и растратил всю пленку.
- Значит, ты автор? - допрашивал он Кольку. - Молодец! Поэтом будешь?
- Не-а. - Колька застеснялся. - Лесничим. Как Юрий Петрович.
- За это ты вдвойне молодец, Николай!
Утомленный и немного обеспокоенный вниманием большого начальника, Егор тихо отодвигался от костра.
Чувалов был хмур, но Егор не обращал на это внимания. Его занимал незнакомый начальник, и он все думал, не допустил ли где промашки.
- В Москве бывал когда, Егор Савельич?
- В Москве?-Егор не умел так быстро перестраиваться. - Чего там?
И Юрий Петрович с ходу поведал Егору печальную историю своей семенной жизни. Егор слушал, сокрушался, но ему все время мешало смутное упоминание о Москве. Поэтому он и переспросил:
- Ну, дык, она-то в Москве?
- Эй, заговорщики, уху хлебать! - весело окликнул начальник.
Через неделю из Москвы пришел официальный вызов. Лесник водоохранного массива Егор Полушкин приглашался на Всесоюзное совещание работников лесного хозяйства за особые, видать, заслуги, поскольку |в лесниках ходил без году неделю.
- Слона погляжу, сынок, - сказал Егор.
- Слона глядеть - невелик прибыток, - проворчала Харитина. - Ты главный ГУМ погляди: люди денег собрали и список составили, кому чего нужно.
Никого на Егоровых проводах не было, только Яков Прокопыч. У того своя просьба:
- Докладывать придется - про лодочную станцию не забудь, товарищ Полушкин. Пригласи вежливо: мол, удобства, вода мягкая, лес с грибом. Может, кто из центра оживит нашу окрестность.
Совсем уж к поезду собрались - Марьица. Засветилась улыбкой еще сквозь двери:
- Ах, Егор Савельич, ах, Тинушка! В Москву ведь, не в область.
- Совершенно согласен, - сказал Яков Прокопыч.
Но не Яков Прокопыч Марьице сейчас был нужен. Она с Егора Полушкина, с бедоносца божьего, глаз масленых не сводила.
- Егор Савельич, батюшка, тайно я тебе кланяюсь. И от мужа тайно и от сына тайно. Спаси ты нас, Христа ради. Угрозыск ведь Федора-то Ипатыча таскает. По миру ведь закруглить грозятся.
- Закон уважения требует, - строго сказал Яков Прокопыч.
Егор промолчал. А Марьица заплакала и сестре в плечо уткнулась.
- Пропадаем!
- Скажи ты начальнику какому, Егор, - вздохнула Харитина. - Родня ведь. Не сторонние.
- А кто меня спросит? - нахмурился Егор. - Велико ли дело - лесник в Москву приехал.
Как ни плакала Марьица, как ни убивалась, ничего он больше не сказал. Взял чемодан - специально для Москвы самый большой купили, - попрощался, посил перед выходом и пошел на вокзал. А Марыща домой побежала.
- Ну, что обронено? - спросил Федор Ипатыч.
- Отказал он, Феденька. Гордый стал больно.
- Гордый? -И желваки по скулам забегали.-Ну, добро, если гордый. Добро.
А Егор сидел у окна в вагоне, и колеса стучали: в Москву! в Москву! в Москву!..
Но пока не в Москву, правда, а в областной центр, на пересадку. И как раз в это время из областного того центра другой поезд отходил: с Юрием Петровичем у вагонного окна. И колеса тут по-иному стучали: в Ленинград! в Ленинград! в Ленинград!..
20
Не обнаружив в областном городе Юрия Петровича, Егор сразу утратил всю гордость и сел в московский поезд очень растерянным. Правда, билет ему Чувалов взял заранее и оставил в гостинице, где Егору этот билет и вручили с сообщением, что сам Чувалов отбыл в неизвестном направлении.
Впервые Егор ехал в купейном вагоне, где из бережливости не стал брать постель. Попутчики попались солидные, о чем-то калякали, но Егор разговора не поддерживал. Он не получил последних напутственных указаний от Юрия Петровича, и ому было не до разговоров. И ночь почти не спал и мыкался на голом тюфяке, опасаясь ворочаться, чтобы никого не разбудить.
К утру он весь занемел и прибыл в столицу в окостенолом состоянии.
Однако его опасения оказались преждевременными: в Москве Егора встретили и определили в гостиницу. Вам, вероятно, придется выступить в прениях, - сказал встречавший его молодой человек, когда они прошли в номер.
- В чем?
- В прениях. - Молодой человек достал бумагу, положил на стол. - Мы подготовили для вас кое-какие тезисы. Ознакомьтесь.