Иванова, на пересдачу! (СИ)

— Даш, я тут подумала. — Иришка отвлекла меня от припадка самобичевания. — Все-таки надо попробовать с Сережей. Он хороший, мне кажется, у нас получится. А губы такие… м-м-м… хочется целовать вечно.

Я задумчиво глянула на подругу, которая разом зарделась. Можно, конечно, опять отговаривать её от Кошелева и надеяться, что когда-нибудь прискачет принц-Коперник и сразит Иришку наповал своим обаянием. А смысл?

Не прискачет он. Бесполезно это всё. Ванюша хороший, незачем кормить его ложными надеждами.

— Совет вам да любовь, голубки.

Но с Коперником надо поговорить, а то парень ведь ждет чуда. Обучается чему-то, тратя драгоценное время, которое мог бы посвятить какой-нибудь унылой научной конференции.

Я постучалась к тому в дверь ближе к вечеру, когда обсудила с Иришкой все «прелести» Сереги. У подруги аж глаз горел, пока она рассказывала про его чувство юмора. Я старалась не возникать, только мрачно кивала.

Чувство юмора у него, и правда, убойное. В смысле: когда Кошелев шутит, его остро хочется прибить.

В общем, выбор Иришки дался мне нелегко.

— Занято! — донеслось из комнаты Коперника. — Зайдите позже!

Меня это не особо смутило, поэтому я дернула ручку на себя. О, открыто. Было бы занято — было бы закрыто. Логично? По-моему, очень.

Коперник обнаружился на полу. В тренировочном костюме. Он разминался, пытаясь дотянуться пальцами до вытянутых носочков. Мы так и застыли: я на пороге, а Ванюша в позе раскоряченного ботаника.

— Иванова, проваливай, — пропыхтел он, разгибаясь.

— Да ты не отвлекайся. — Я запрыгнула на его кровать, и ортопедический матрас, который Копернику привезла любящая мамочка, грустно скрипнул. — В здоровом теле здоровый дух?

— Пошла ты, знаешь, куда…

— Знаю, но не пойду. Там темно и сомнительно. Не переживай, я ненадолго. Только скажу кое-что и уйду. Коперник, всё кончено. Наши занятия лишены всякого смысла, ибо Ира решила встречаться с Серегой Кошелевым.

Я ожидала если не бурной реакции, то хотя бы её наличия. Ну, обиды или злости, или даже возмущений: «Так какого черта я тут занимаюсь акробатикой?!»

Но Ванюша удивил меня полным безразличием.

— И чего? — Он стянул с носа запотевшие очки, протер их рукавом. — Почему кончено?

— Может быть, я тебя удивлю, но чаще всего девушка отказывается встречаться со вторым парнем, если у неё есть первый.

— И что? — повторил он как мягкая игрушка на батарейках. — Парни приходят и уходят. У меня всегда есть шанс.

В смысле?!

— Ты собираешься идти до последнего?!

Вот теперь бурная реакция отразилась на моей физиономии. Я подскочила на месте и уставилась на Ванюшу с уважением. Вот это кремень! Горжусь!

— Даш, в любви, как в науке, — изрек он пафосно, — не бывает полумер. Ты либо кладешь себя на жертвенный алтарь, либо довольствуешься ничем.

— Ты — философ, Коперник.

— Весь в тебя. Ты подготовилась к сегодняшнему занятию? Нет? Я другого ответа и не ожидал. Садись и включай ноутбук. Нечего отлынивать от сопромата.

Короче говоря, вместо того, чтобы жалеть себя, Ванюша решил отыграться на слабой и беззащитной мне.

* * *

В тридцать пять лет нужно остепениться. Остановиться. Оглядеть проделанный путь, чтобы трезво оценить шансы и возможности.

«Все-таки не мальчик уже», — как любит повторять бабушка.

Глупости.

Стас только сейчас понял, что в тридцать пять ещё можно… жить. Если учесть, что предыдущие годы он скорее существовал.

У него и молодости-то не было. В восемнадцать лет старательно учился, чтобы поступить на бюджет в престижный университет. В двадцать лет дневал в библиотеках, чтобы закончить без единой четверки. В двадцать семь ночевал за статьями матерых докторов наук, чтобы расквитаться с аспирантурой.

Когда все нормальные люди гуляли, женились и разводились, Стас грыз гранит науки. Друзья детей рожали (не сами, конечно), а он только хмыкал: успеется.

И вот ему тридцать пять лет. Ну и чего добился?

К науке перегорел. Понял, что не стать ему великим ученым, а сидеть на задворках в каком-нибудь НИИ и получать тысячу рублей за публикацию — увольте. Кандидатские защищать, лизать зады докторам наук, чтобы обратили на него внимание — сомнительное удовольствие.

Преподавание не приносило особого кайфа. Стаса раздражали студенты-лодыри, как раздражали и зазнайки. Ему нравилось называть себя истинным технарем. Нравилось передавать знания неокрепшим умам. Но он с сожалением понимал, что большинство приходит в университет ради галочки.

Бизнес развил, не связанный с наукой, в отрасли строительства — но тоже. Ничего этакого. Деньги приносит, и ладно.

Семья? Откуда?

Он и с Настей-то чудом познакомился, точнее — она сама взяла в оборот Стаса, сама съехалась с ним, сама намекнула, что пора бы остепениться.

А он и не сопротивлялся. Этим, может быть, и надоел ей до чертиков. Кому, в самом деле, нужна амеба в костюме?

Куда пнул, туда и катится.

Теперь у него нет ни невесты, ни ребенка, ни планов на дальнейшую жизнь.

Стас Измайлов ненавидел людей, плывущих по течению. Так в какой же момент он сам превратился в такого человека?..