– Ракушки. – Светошников кивнул на цветы. – Эти, желтые, убрать, а в центр стола – ракушки. Сколько можно.
Альтин нажал кнопку интеркома и вызвал Лану, свою темнолицую секретаршу. Она стала такой год назад, когда обожглась в солярии: вместо золотисто-оливкового оттенка, к которому Лана стремилась, ее лицо стало темно-серым. “Интересно, – подумал Светошников, – только лицо или все тело?” Он никогда не видел Лану голой. Он посмотрел на ее ноги в черных просвечивающих чулках и на секунду решил, что чулки – телесного цвета: это ее кожа настолько темная. Это была смешная мысль. Светошникову стало смешно. Он начал смеяться.
Люди напротив перестали собирать бумаги. Они посмотрели на Светошникова, затем на Аль-тина. Альтин в это время объяснял Лане, что нужно убрать цветы и заменить их ракушками. Лана кивала и не удивлялась: не в первый раз. Она лишь спросила, должны ли ракушки быть речными или морскими. Альтин взглянул на Светошникова. Тот пожал плечами: все равно. Ракушки. Или что-то в форме ракушек. Чтобы заворачивалось, со спиралью внутри. Этого он говорить не стал.
– Коллеги, – теперь начиналась роль Альтина, и Светошников мог расслабиться или уйти. Но он знал, что Альтину будет спокойнее, если он останется до конца, – давайте не торопиться с решениями. Давайте оставим прошлые разногласия и попытаемся прийти к согласию.
Альтин тянул время, пока искали ракушки, и мог говорить ни о чем бесконечно долго. Светошников знал его больше двадцати лет, но каждый раз удивлялся этой способности. Сам он не мог сказать связно двух фраз. Хотя теперь говорил лучше, чем в детстве.
– Видите, как много значат слова, – продолжал Альтин, – я просто заменил одну приставку на другую, “разно-” на “со-”, а смысл совершенно иной. Смысл, согласитесь, прямо противоположный. А почему?
Альтин посмотрел на дверь: он волновался, скоро ли принесут ракушки. Светошникову тоже было интересно, хотя и не очень: его часть работы закончилась, он сказал, что нужно делать, а там, дальше, – это другие. Сейчас ему было интереснее, какого цвета у Ланы ноги. Если снять чулки.
– Потому что “разно-” означает, что нас что-то разнит, а “со-”, наоборот, означает то, что мы можем сделать совместно, – продолжал Альтин. – Так давайте же оставим “разно-” и сконцентрируемся на “со-”. Давайте не спешить, давайте попытаемся найти компромисс между нашим предложением и вашими потребностями в финансировании.
– Да какой может быть компромисс с такими процентами и требованиям по залогу? – Это был не остролицый, а другой, с толстым голосом. – Вы же все условия прописали в свою пользу.
– Почему же только в свою? – бросился в атаку банковский юрист. – В разделе договора об ответственности сторон…
Он начал гладко говорить о непонятных Светошникову вещах. Внутри груди у юриста жило зеленое, и, когда он сглатывал после долгого говорения, оно расходилось вниз, к животу. Сам юрист об этом не знал. Его имени Светошников не помнил. То есть раньше помнил, но недолго. Потом сразу забыл.
Дверь открылась – тяжелая, крашенная темно-коричневым лаком, и в нее, придерживаемую одним из охранников, что обычно сидели в приемной банка на нижнем этаже, вошла Лана с подносом. Она поставила поднос на край стола. Вошедший следом охранник, улыбаясь углами потрескавшихся губ, подошел к столу и вытянутыми прямыми руками поднял тяжелую квадратную вазу с хризантемами. Он отступил от стола и остановился, не зная, что с ней делать. Он смотрел на Альтина и от напряжения моргал.
– В мою приемную, – сказал Альтин и для чего-то кивнул охраннику.
Охранник кивнул в ответ и ушел, неся вазу перед собой. Казалось, он идет ее кому-то дарить.
Лана подвинула поднос на центр стола и отступила в сторону.
На подносе лежали небольшие мокрые серые ракушки вперемешку с конфетами неправильно овальной формы в серо-серебристых обертках. Альтин посмотрел на Светошникова: так ли?
Светошников покачал головой:
– Рассыпать нужно. По столу.
Альтин кивнул. Он встал – круглый, блекло-рыжий.
– А конфеты для чего? – узким шепотом спросил он Лану. – Почему конфеты?
– Это конфеты “Ракушка”, Михаил Аркадьевич, – зашептала Лана. – У девочек в бухгалтерии взяла. Я просто подумала, что тоже ракушки. Вы же сказали: чем больше, тем лучше. Унести?
Альтин взглянул на Светошникова: тот покачал головой:
– Пусть. Только нужно по столу рассыпать. Конфеты пусть.
Альтин кивнул и, потянувшись, ссыпал ракушки и конфеты с подноса на стол. Затем он разгладил их рукой, словно пытался сровнять с полированной деревянной поверхностью, в которой отражались его ладони.
Люди напротив с интересом следили за Альтиным. Узколицый взял ракушку и принялся вертеть в руках. Светошников видел, как серо-голубое от ракушки переползает по темным рукавам пиджака к лицу и окутывает длинную узкую голову переливающейся дымкой. “Схватилось, – отметил Светошников. – Сейчас оно их закутает, и они будут согласные”. Он не знал, на что они должны согласиться.
– Пожалуйста, угощайтесь, – обратился к гостям Альтин. – Прошу вас.