Иванова свобода (сборник)

От площадки третьего этажа в сторону уходил коридор. Светошников его хорошо помнил. Видел раньше. Только без стен.

Коридор был недлинный. Он становился все светлее; ни от чего, сам. Словно чем глубже, тем больше света. Скоро стало так светло, что Светошников перестал видеть стены.

– Дядь, дай, – домогался сзади тоненький голос. – Ну дай.

Вот и угол. Здесь стояло ведро. Светошников остановился и посмотрел, что на дне. Теперь можно. Все одно.

Кто-то топил котят и ведро в коридор выставил. Поленился во двор идти. Котята качались в мелкой воде мордочками вниз. Их пушистые хвостики плавали, как надувные.

Светошников повернул за угол. Здесь в воздухе висело мерцающее марево, сквозь которое темнела дверь. Марево переливалось и лопалось в центре. Оно облепило дверь и начало просачиваться насквозь.

Тут Светошников увидел себя. Не со стороны: внутри. Что раньше видеть не мог.

Он внутри был светлый. Как белый огонь. Он себя раньше видеть не мог оттого, что внутри был светлее, чем мир. Много светлее. У него и вправду там ничего не было: свет один.

– Дядь, дай. Ну дай.

Светошников стоял рядом с дверью. Марево уже просочилось насквозь и звало его: время. Сейчас он заплатит за все: за перемену судьбы, за чужую удачу, за легкость жизни, за деньги, за дочь.

Светошников протянул руку и рывком открыл дверь. Не оборачиваясь, он схватил цыганенка за ворот и швырнул в воющую от ожидания пустоту.

Индом

Она поднялась на второй этаж больничного корпуса и остановилась у светлого зарешеченного окна. Саша Савельева искала кабинет главврача. Время у нее было, и Саша решила посмотреть на лес за стеклом. Там росли странные деревья, какие не растут в городах. Их названий Саша не знала. Она отметила, что нужно спросить и потом вставить в очерк: Больничное здание, окруженное название деревьев, словно замок в заколдованном лесу… Что-нибудь такое.

По центральной аллее гуляли больные, одетые в синие телогрейки поверх длинных байковых халатов. Один, старый мужчина без шапки, шагал быстрее других, почти бежал, и вдруг резко останавливался, будто наткнувшись на стену. Каждый раз он качал головой и затем, широко размахнувшись, ударял в пустоту кулаком, чтобы повторить все заново, как заводной механизм.

Остальные шли мимо, безразличные к неощутимому, словно у них имелся пропуск сквозь прозрачный воздух аллеи, чуть подкрашенный сизым, как бывает по утрам поздней осенью. Будто ночью воздух замерз и теперь постепенно оттаивает, наливаясь дневным теплом.

С двух сторон широкой утоптанной дорожки лежали сметенные красно-желтые листья. Такие же листья лежали на крыше пустой круглой беседки, которой заканчивалась аллея, и казалось, это разноцветные осенние птицы, что устали от долгого перелета к теплу и остановились отдохнуть.

Саша Савельева решила вставить старика в очерк о психоневрологическом доме-интернате, который она собиралась написать. Саша сама выбрала эту командировку.

Дальше по коридору ее ждали закрытые двери с приглушенными голосами. Коридор был скудно освещен, и голая лампочка под потолком горела нехотя, словно не знала, стоит гореть или нет. Коридор заполняла плотная пустота, какая бывает в доме после смерти ребенка: игрушки сложены в необычном покое, а играть некому. И в комнатах появляется много ненужного места.

Саша медленно шла по чисто вымытому линолеумному полу, стараясь ступать только на светлые квадраты. Она хотела вобрать в себя атмосферу больницы, чтобы потом передать ее читателю. Светлые квадраты Саша выбирала по устоявшейся с детства привычке придавать действиям дополнительный смысл, наполняя жизнь придуманной значимостью. Это касалось не только ходьбы.

Коридор неожиданно прервался полукруглой нишей, открывшейся слева. В нише стояли журнальный столик и два бесцветных кресла. Столик был пуст. На одном из кресел сидела женщина в белом халате. Увидев Сашу, женщина поднялась и улыбнулась.

Саша остановилась и решила спросить, куда ей идти. Она заметила, что мебель сливается со стенами, теряясь в их пастельности. “Нарочно, должно быть, – подумала Саша. – Чтобы создать успокаивающую цветовую гамму. Нужно отметить”. Она не верила в непродуманность пространства.

– Здравствуйте, – сказала женщина; она была старше Саши, около пятидесяти, халат обтягивал ее, словно чужой. – Вы корреспондентка Савельева?

Женщина улыбалась. Саша тоже улыбнулась. Сегодня начиналось хорошо.

– Я – журналист, – поправила Саша. – Я ищу кабинет главврача Корнаковой. У нас назначено.

Женщина кивнула и одернула тесный халат.

– Это я, – представилась женщина, – Корнакова Римма Александровна. Мой кабинет дальше по коридору, но там нам поговорить не дадут: всегда народ толчется. Мне сказали, что вы уже прибыли, и я вышла вас встретить. Как добрались?

– Спасибо, – ответила Саша. – Александра Савельева, журналист. Вам должны были звонить.