Ивановна, или Девица из Москвы

Когда я впервые упомянул о своем намерении скоро отбыть в Англию, что сделано было во время визита, последовавшего за моим последним письмом к вам, я заметил, как тень грусти тут же скользнула по лицу Ивановны, что было лестно для меня, но, не колеблясь, она произнесла слова одобрения моему плану. Этот решительный приговор, последовавший сразу же за весьма доброжелательным взглядом, обескуражил меня, и я поспешно упрекнул ее в жестокости и стал винить свою тяжелую судьбу словами, более соответствующими моим чувствам, нежели стойкости, с которой мне следовало бы все это принять. Минуту Ивановна смотрела на меня с выражением жалости, затем я увидел в ее глазах укор. Я чувствовал, что теряю ее уважение, но не получаю от нее сочувствия, и, униженный этой мыслью, я испытал боль, которую невозможно выразить словами. Но я остановил в себе это безумие, я победил себя и вернул себе уважение Ивановны. Даже самое сухое проявление уважения от нее бесценно, а ее любовь была бы блаженством, слишком великим для смертного, она превратила бы этот мир в рай.

Никогда еще нежность и решительность, самое теплое выражение неподдельной симпатии и спокойствие, поддержанное силой разума и целомудрия, не соединялись так в поведении женщины, как это было явлено Ивановной по отношению ко мне в оставшиеся дни моего пребывания в Петербурге. То вздорный, безрассудный, жалкий, высокомерный, то павший духом, несчастный и нерешительный — таким я вижу себя в те дни, вспоминая о них с сожалением, которое невозможно выразить словами. Правда, те дни дали Ивановне возможность проявить совершенство ее характера, и мое счастье, что я мог это узнать. И я горжусь тем, что смог оценить благородную простоту, скромное величие души, непоказное смирение и искреннее благочестие этой прекрасной женщины. Поскольку, как бы ни был я очарован ее красотой или пленен благородством ее характера, не без влияния пережитых ею бед и страданий, необходимо было узнать ее полностью, чтобы ощутить то глубокое несказанное уважение, с которым теперь я смотрю на нее. Эта кротость, раскрывающаяся лишь при близком общении и дружеских отношениях, подобна тусклому золоту, которое никогда не ослепляет блеском, но всегда радует глаз и, наверное, доставляет больше удовольствия, позволяя приблизиться к предмету нашего восхищения.

Ненаглядная Ивановна! Каждая черточка твоего возвышенного ума будет служить мне предметом для размышлений! Как обидно то, что мне запрещено описывать эти черты какой-нибудь родственной душе! Поймите, Слингсби, меня чрезвычайно подавляет мысль о потере общества Лоры де Корси в столь богатое событиями время, поскольку, хотя я и могу полностью раскрыть перед вами свое сердце на бумаге, тем не менее очень хорошо понимаю, что ни за что не смогу выдержать ваши проницательные и насмешливые взгляды в те минуты, когда мое сердце переполнено до краев. Кроме того, вы женаты, и, что еще хуже, я не знаком с вашей женой, и хотя охотно допускаю, что она добра и дружелюбна, все-таки боюсь, что она очень похожа на вас и тоже не свободна от духа шутливости, чего я ныне вынести не могу. Имеет ли смысл вздыхать о тенях? Имеет ли смысл жаловаться на ветерок?

Apropos, в этой северной экспедиции Тому повезло гораздо больше, чем его хозяину, и он, как ни удивительно, увозит одну из самых прелестных девушек России, перед этим женившись на ней с соблюдением всех правил и церемоний греческой церкви. Это обстоятельство не улучшило моего настроения и явно весьма огорчило Ивановну, хотя она и старалась скрывать свои чувства.