В 1986 году наконец вышло в свет первое художественное исследование трудных путей духовных поисков наших предков девятнадцатого века — роман Владимiра Личутина «Скитальцы». Кому-то может показаться, что описанные в нем искания дело давно минувших дней. Но это глубоко неверно. Недаром же на нашем тысячелетнем холме по сей день и час работают не только Российская историческая библиотека с городским отделением Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, но ежедневно звонит православный храм, сотни москвичей и иногородних посещают молитвенный дом баптистов, общину адвентистов седьмого дня и хоральную синагогу; а кое-кто и Управление по выдаче виз желающим поменять Родину. Духовная борьба продолжается, и закрывать на неё глаза безрассудно. Это в особенности показали недавно окончившиеся годы полуправды, когда из-за отсутствия гласности выработалась привычка всякое печатное слово воспринимать шиворот-навыворот.
Роман двигается вперёд тремя путями, тремя кругами, имеющими, однако, как загадочная Мёбиусова лепта, одну общую поверхность. Это многоцветная история Ивановской горки, полная самых разнообразных приключений плоти и духа; подлинное жизнеописание вора-сыщика «осьмнадцатого столетия» Ваньки Каина, — и поиск, скорее даже гонки за правдой нынешнего жителя горки, Вани-Володи. О Каине, являющемся как бы его чёрной тенью, следует ещё сказать особо. Тёмного, скажем более — захватывающе-мрачного у него в достатке, как, впрочем, и в нескольких других событиях, происходивших на Ивановом холме; хотя праведниками он тоже обделён не был. Впрочем, праведник стоит на прямом пути, и не его приходится спасать в первую голову; но и всякий человек, покуда ещё дышит душа его, полномочен сделать собственный выбор по совести. Не напрасно же бытовало у нас поверье о том, что само слово «покаяние» идёт от имени древнего грешника Каина. И пусть на поверку «каяться» представляет собой древнейший, общий всем индоевропейским народам глагол — очень многое говорит сердцу именно эта народная этимология.
В конце концов, как водится, все три пути сходятся к перекрёстку трёх классических единств: времени, места и действия; перед действующими лицами встаёт во весь рост вопрос выбора. Но он куда как непрост, поскольку вовсе неоднозначно и Зло как таковое; одно из главных его коварств — навязывание ложного «выбора» меж двумя равно погибельными дорогами, которые где-то в кромешной тьме сходятся вместе. Здесь это мнимое противостояние надменного раскола — и спесивого сознания себя обладателем конечной «истины», никому более не доступной; а отец обоих крайностей один — лукавая гордость, корень всех прочих пороков. На деле же вопрос стоит совершенно иначе: на свою собственную землю опираемся мы — или на тень древнеримских холмов и отживших поверий об «избранном царстве»?
Ещё в XVII столетии поборник славянского единства Юрий Крижанич сделал этот выбор так: не в уподоблении Руси ветхому Риму, считал он, а в укреплении народных устоев великой славянской державы состоит её сила и спасение. О том же, по сути, говорит и А. С. Пушкин в неотправленном послании к П. Я. Чаадаеву по поводу его первого «Философического письма», опять-таки неоплошно сопрягая вместе двух столь противоположных Иванов, как дед Иван III и внук Иван Грозный:
«Пробуждение России, развитие её могущества, её движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре... клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог её дал».
В романе использованы исторические разыскания Татьяны Ивановны Молодцовой и Сергея Константиновича Романюка, которым сочинитель выражает благодарность.
Страницы, посвященные Ваньке Каину, содержат почти полностъю и дословно его подлинное жизнеописание.
Нумерация глав составлена в хронологической последовательности событий, однако размещены они по-иному, в соответствии с собственно романным порядком.