Ивановы годы. Иваново детство.

А между тем, ситуация в Ливонии за полгода «адашевского перемирия» коренным образом изменилась. Осознавший полную безвыходность своего положения, Орден нашел «крышу»: 31 августа 1559 года магистр Готхард Кеттелер подписал в Вильне с королем Польши и Литвы Сигизмундом II договор о «вступлении Ливонии под протекторат Польши», спустя две недели дополненный договором о «военной защите». Отныне, — спасибо Адашеву, — России предстояло иметь дело не с распадающимся прибалтийским замухрышкой, а с одной из самых сильных держав Европы. Больше того, стоило Польше «принять под покровительство» Лифляндию и герцогство Курляндское, в игру вступили Дания, явочным порядком занявшая Эзель, и Швеция, взявшая под контроль Ревель и северные районы Эстляндии (позже, — уже в 1561–м, такой раздел был официально закреплен и оформлен Виленским договором).

Ну и прикиньте, какой выбор у Ивана. Можно, конечно, прекращать войну, оставив за собой Дерпт, Нарву и клочок Эстляндии, но это, по факту, проигрыш, не покрывающий даже расходов (нарвская торговля все равно перекрыта). А можно и вновь атаковать, поскольку хотя договор Ливония с Польшей и подписан, пока новый супостат раскачается собрать войска, есть шанс выиграть. И царь, как известно, принимает решение идти по второму варианту, — вновь с полным успехом. Уже в январе 1560 года русские взяли Мариенбург, а потом, через несколько победных месяцев, Курбский штурмом берет и «несокрушимый» замок Феллин, где победителям досталась вся орденская артиллерия, почти вся казна и руководство Ордена во главе с магистром Вальтером фон Фюрстенбергом. После чего эсты поднимают очередной мятеж в поддержку русских, рыцари толпами бегут за кордон, и, — ап! — Ордена фактически больше нет.

Этот момент — второй звездный час России в ходе кампании. Хрен с ними, с датчанами на Эзеле, и с Ригой, куда вошли литовцы, тоже можно подождать, но Ревель лежит, как на блюдечке. Стены, правда, крепки, но защищать их шведам некем, они мобилизуют даже городскую шпану, назначив «Ганнибалом Эстонии« известного уголовника Иво Шенкенберга, — а уж заняв Ревель, можно говорить с поляками и Литвой совсем иначе. Да и с Европой в целом тоже. Тем паче, Европа готова. Слухи из Ливонии вызвали там настоящую панику. Уже в конце 1559 года Альберт Мекленбургский объявил свои земли в «состоянии опасности от московского нашествия». Несколько месяцев спустя, на Рейхстаге, он же докладывает о том, что «Московский тиран начал строить военный флот на Балтийском море, вверяя управление испанским, английским и немецким капитанам». В связи с этим, мекленбургский герцог прямо попросил Рейхстаг «настоять перед нидерландским и английским правительствами, чтобы они перестали доставлять оружие и другие товары врагам всего христианского мира, дабы не дать утвердиться в Ливонии восточному государю». Однако, выслушав герцога, «съезд постановил обратиться к Москве с торжественным посольством, к которому привлечь Испанию, Данию, Англию, предложив восточной державе вечный мир и тем самым остановить ее завоевания».

То есть, повторяю: Европа созрела отдать Ивану все, что он реально контролирует. Дело за малым, взять под контроль побольше и предлагать мир с позиции силы. А сил для этого вполне достаточно. И тут, когда победа опять словно в руках, более того, когда, — это уже слова самого царя, — «вся Германия до исхода лета нашей была бы», русские войска опять останавливаются, а затем, потоптавшись на месте, начинают действовать вопреки всем инструкциям и диспозициям. Не все, — а главные силы, возглавляемые (какая странность!) братьями Адашевыми: Алексей и Данила, вопреки воле царя, приславшего подкрепления с прямым приказом брать Ревель, решают, что задача невыполнима и разворачиваются на важный, но в данной ситуации все-таки второстепенный Вейсенштейн (Пайде), — который тоже, потеряв много воинов, взять так и не смогли. В связи с чем, оправдания насчет невозможности взятия Ревеля перестают выглядеть убедительно. Типа, если и Вейсенштейн взять не смогли, так кому вы вообще нужны?