Иваны

"Видно, в этой стране реклама заменила все, даже начальное образование...

- с горечью подумал я. - И те же журналисты могут демонстрировать свою чувствительность к языку".

Конечно, если перевести на русский, то надо было бы просто сказать:

"Вкусная еда - это наслаждение". И то высокопарно. "Не ходи по косогору - сапоги стопчешь", - усмехнулся я, вспомнив К. Пруткова.

Я внимательно присмотрелся к той, которая откликнулась на имя Тоня, и, может, даже стал прислушиваться.

Это была небольшого роста брюнетка с серыми красивыми глазами. У нее была такая теплая фигура, что перехватывало дыхание. Она была так привлекательно проста в общении и так гармонична...

- Что имеем - не жалеем! Потеряем - плачем, - расслышал я ответ Тони своему невзрачному собеседнику. Интонации в ее голосе точно передавали подавленное душевное состояние.

- Не печаль бровей, Тоня, - подбодрил ее смазливый. - Что грустить, если мы потеряли даже то, чего не имели, хотя иметь могли бы. И в это твердо верили!

- Держи хвост морковкой! - сказала ей крашеная блондинка...

* * *

Мы с соседями заканчивали трапезу, когда представители второй древнейшей профессии куда-то заторопились, встали и исчезли. Щебетание журналистов, уход Тони взволновали меня. А на душе на удивление стало спокойно.

В памяти всплыло воспоминание. Как давно это было...

Я возвратился с работы, как обычно, поздно. Позвонил в дверь - никто не отвечал. Позвонил еще и еще раз - молчание... Пришлось искать ключи в набитом всякой всячиной дипломате.

Марина лежала около дивана без сознания. Я бросился к ней, положил ее на диван. Дышит, но в себя не приходит. Вызвал бригаду "скорой помощи".

Губы Марины показались мне синими. Я испугался, не зная, что предпринять.

Метнулся к столу. На столе на видном месте лежало письмо. Я лихорадочно стал читать:

"Мой любимый! - писала Марина.- У меня никогда не было никого родней и ближе тебя. Я даже не знала, что я смогу так полюбить.

Ты так много для меня значишь. Меня никто никогда не любил, не жалел, не ласкал, как ты. Мне так повезло в жизни, что я тебя встретила. Теперь я знаю, что такое любовь..."

Я попытался нащупать ее пульс. Или мне показалось, что сердце билось?

Я стал читать дальше.

"Ты такой чистый, честный человек. Ты очень страдал в жизни за других.

Так трудно тебе. Я очень хотела, чтобы ты был счастлив. Мне казалось, что я смогу, что я все-таки способна сделать человека, самого мне дорогого, счастливым, спокойным. Чтобы ты забыл обо всем, что было, обо всем том горе, какое ты пережил..."

"Какая я сволочь! - покраснел я. - А все - этот дикий бизнес. Сделки, сделки... Сделки с совестью..."

"Я занимаюсь всем и не имею ничего. Я теряю с каждым днем тебя и твою любовь. Я ничего тебе не даю. Такая моя любовь тебе не нужна, ведь тебе плохо, и я не знаю и не могу сделать хорошо, - читал я дальше. Почерк потерял устойчивость.- Но я тебя очень люблю. Я так ждала в жизни тебя.

Нет, я не ждала, я думала, что ничего такого у меня в жизни не будет. Может быть, выйду замуж, чтобы не быть одной или убить себя на общественной работе.

Только ты обо мне не думай плохо. Я жила только одним тобой, у меня никого никогда не было и уже не будет. Ты очень хороший. Прости меня за эту последнюю ьолью Я в бога не верю, значит, и никому не нужна. Я не могу без тебя и не могу все бросить ради тебя. Я недостойна твоей любви, - раз я даже не понимаю тебя. Но без тебя я не могу жить, поэтому я решила умереть..."

Я прекратил чтение, сел рядом с Мариной. Стал внимательно рассматривать черты до боли знакомого лица...

Бригада "скорой помощи" потребовала ее госпитализации. Я упросил, чтобы Марина осталась дома, чтобы случившееся осталось тайной. Сделал все возможное, и, убедившись, что жизнь Марины вне опасности, бригада уехала.

- Ты здесь, Илюша? - спросила Марина, очнувшись ночью. - А что со мной?..

* * *

Поужинав и проходя мимо стула, на котором сидела Тоня, я обнаружил забытый сверток. Взял его, отделался от сотрапезников шуткой и пошел в парк...

Дежурный сказал, что журналисты здесь не отдыхают, просто заскочили поужинать.

Я и сейчас не понимаю, почему я взял этот сверток.

"Что ж! Случай, точно, не надежен, но щедр!" - думал я, читая повести И. Постного, которые оказались в этом свертке.

"Главное - отделить человека от семьи и заставить его потерять семейные привычки", - резанули меня в рукописи слова основателя тайной ложи карбонариев.

"Человек рожден непокорным. Разжигайте в нем это чувство непокорности до пожара. Сейте в семьях отчуждение, раздражительность, склочность, мелочность...."

- вещал мордастый Пикколо-Тигр.

Вот они, эти повести.

И.П.

ПОВЕСТЬ ПЕРВАЯ

Памяти Юрия Романькова

1. ДРУЗЬЯ

Однако, - нужды нет лукавить,- Душа, минуя давность лет, Той горькой памяти оставить Еще не может, и - нет-нет - В тот самый заступает след.

А.Твардовский, "За далью даль."

Словно легкая лента, брошено Калужское шоссе по холмам и лесным массивам.