У меня не было гранат, я была обыкновенная девочка в юбке и в кофте, в которой ходила в школу, но ему уже казалось, что и мой вид отличается чем-то воинственным.
– А, Балашев? Нет, ты гляди… Девочка, а? Ну, брат, мы тебя на таких людей оставляем, что… – он потряс кулаком. – Верно, товарищ старшина?
– Пошли, – сказал тот, кого назвали старшиной.
Он шагнул к раненому, как видно для того, чтобы попрощаться.
– Балашев, – начал он и вдруг позвал вполголоса, как зовут спящего: – Балашев!
Я не видела, что происходит под деревом, потому что огромная фигура старшины стояла впереди меня. Я только видела руку раненого, которая лежала теперь в траве, ладонью вверх.
– Балашев! – позвал старшина еще тише.
Рука поднялась над травой, и старшина, гремя плащом, ринулся к ней. Теперь я могла увидеть раненого, но я закрыла глаза: я испугалась, что увижу картину смерти.
– Во как поет, – сказал раненый. – Во как…
Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. Этот взгляд вернулся с вершин деревьев, где только что пропела птица, и теперь улыбался мне.
– Иволга, – произнес раненый с нежностью.
Он опять стал смотреть вдаль. Птица перестала петь, а он все смотрел, все смотрел, все смотрел.