Ивритская классика прошлого века

Приоткрыто окошко в ночной тишине,
волны ветра чредою заходят ко мне.

Тихо-тихо текут, их шаги не слышны,

будто только вернулись из тайной страны.

Как неслышно порхают, садясь на постель,

будто полные тайной пропавших земель.

Видишь, как их пугает огарок свечи,

как дрожат они, света коснувшись в ночи,

как пускаются дружно они наутек,

если вдруг моя тень в полумраке растет?

Кто они, эти духи без лиц и имен,

из неведомых стран, из неясных времен,

что пришли они выведать здесь в этот час,

оставаясь незримыми, в тайне от нас?

И вообще, где живут они, духи? Секрет.

И бессмыслен вопрос, и неясен ответ…

Что за странник таинственный скрылся в углу,

кто по стенам неслышно прокрался к столу,

обвиняя, грозя и беря на прицел,

теребя: «Ты проснулся? Ты Господу спел?»

И внезапно мне комната стала узка,

сжались тени и бросились ввысь облака,

и в душе моей трепет великий возрос,

захотелось ей знать, сколько в небе есть звезд.

Эта страсть разгоралась в ней, как на огне,

и великая дерзость рождалась во мне.

И когда подошел я к окну своему,

и всей грудью вдохнул, и вгляделся во тьму, —

я увидел, как, соткан из мглы, затаясь,

там стоит этой ночи властитель и князь.

Он объял целый мир – только здесь, на земле,

огонек моей свечки трепещет во мгле,

и на небе одна лишь мигает звезда,

будто мир остальной замолчал навсегда.

Если взглянешь наверх, если кинешься прочь,

все равно всюду встретишь одну только ночь,

тень над тенью летит, тень меж теней прошла,

всюду тени плывут, всюду черная мгла.

Будто кто-то пленил меня, кто-то связал

и швырнул меня в ночь, и похитил глаза,

и на плахе моя голова отнята —

вот такая повсюду стоит чернота,

заполняя весь мир, проникая во все…

Синагогу чуть видно. Она не спасет.

Он стоит над домами, губитель и князь,

целый мир он собой накрывает, склонясь,

два засохших кладбищенских древа – и те

лишь по скрипу я смог опознать в темноте.

Ночь исполнена таинства и ворожбы…

Как мне выбраться прочь, как уйти от судьбы,

как мне вытащить слух мой из этой тиши,

водоема бессмертья и мрака души,

как мольбу уловить еле слышную мне,

ту, которую спящий прошепчет во сне?

Эта тайна безбрежна, не видно ей дна,

и вуаль этой ночи черна и прочна.

Миллионы исчезнувших в мрачных местах

эту тайну хранят в онемевших устах.

Ночь мигает огнями – им нету числа,

и плетет свои замыслы, полные зла.

Там на улице, снизу, разрушенный дом,

и скрывается что-то ужасное в нем.

Синагога уныло и мрачно глядит,

и, возможно, там некто опасный сидит.

И сплетает злокозненно сеть надо мной

тот, кто скрылся в колючках под темной стеной.

Ну, а что мне подумать о тех голосах,

что пришли и ушли, замерев в небесах?

Чье-то эхо они? Вот опять не слышны,

и опять мы в безмолвие погружены.

Чье стенанье разрушило темную власть?

Чья неслышная жалоба, тайная страсть

вдруг проникла в могилу, что ждет нас уже,

и надежду вернула несчастной душе?

Так взмолитесь из тьмы, через все миражи,

возвратитесь, воспряньте, воскликните: «Жизнь!»

А возможно, тот голос, что слышится мне —

это плач о разрушенной дивной стране,

об оставшейся в прошлом прекрасной земле,

где отныне лишь мерзость укрыта во мгле?

И чудесная весть о нездешних мирах

в онемевшей душе уничтожила страх.

От истоков веков и от края земли

вот уже прямо в сердце мое потекли

позабытые думы неслышной толпой,

и меня потянули они за собой —

к краю бездны, где сходятся все небеса,

где скитается эхо – и те голоса.

Я возьму их мечту и у них перейму —

как полюбится сердцу она моему!

И тогда-то пойму я, в какие края

тянет душу мою, как сиротствую я!

Ночи князь, возвышаясь, стоит надо мной

и грозится мне шепотом в бездне ночной,

но я знаю, что в мире нигде, никогда

и дыханье одно не уйдет без следа.

Тайна тайну глотает в глухой тишине.

Я прислушаюсь – что же откроется мне?

Я всмотрюсь в эту бездну, в безмолвье тюрьмы —

и проникнет мой взор прямо в логово тьмы.

Херувим пролетел, или тень тут прошла?

Будто ангел над бездной расправил крыла.

Очень медленно занавес тьмы упадет.

Кликнет тень свою тень, тайна тайну шепнет.

Голос – голосу, призраку – призрак, таясь,

отыграет отбой. Познакомимся, князь!

Пусть услышит земля, как над ней ты летишь!

Пусть сразят тебя тайные думы и тишь!

От редеющей мглы городских площадей,

от пустынных проулков, где нету людей,

от домов, тех, что спят, от подвалов до крыш,

где запахнуты окна, где прячется тишь,

от окошка, раскрытого ночи вослед,

через тонкий экран пропустившего свет,

от пока еще тусклой полоски зари,

что туман разгоняя, все ярче горит,

и от эха, возникшего там, в вышине,

что веселою флейтой явилось ко мне,

как с далекого бала, прорезало тишь

и рванулось в окно, будто прыгнувши с крыш,

от травы, от пока еще спящей земли

и от отзвуков, что исчезают вдали, —

различу я намеки опять и опять

на чудесные сны, что нельзя разгадать.