Ивушка неплакучая

Он почти бегом направился к райкому партии. И лишь перед самым входом вспомнил, что ему нужно идти совсем в другом направлении: конторка охотничьего хозяйства находилась на отдаленной, тихой, глухой улочке. В полчаса собрал актив, составил вместе с другими энтузиастами план работы, по которому надлежало в первую очередь обзавестись необходимой документацией, литературой, чтобы сразу же все дело поставить на научную основу. Перво-наперво, конечно, следует произвести перепись всего лесного населения, организовать подкормку лосей, кабанов, косуль, зайцев. Вокруг последних вспыхнул неожиданно горячий спор, потому что некоторые Товарищи уверяли, что длинноухий этот зверек вовсе не нуждается в такого рода опекунстве, он сам-де, без помощи охотничьего предприятия, отыщет себе и кров и пищу: крышей для него будут сугробы, разбросанные там и сям овины. В конце концов сошлись на том, что заячье поголовье катастрофически убывает от гербицидов, которыми на ту пору увлеклись повсеместно, можно даже сказать, помешались на них все, сверху донизу: ежели вчера спасение виделось в торфоперегнойных горшочках, то нынче, к концу пятидесятых годов, — в гербицидах; сотни брошюр, хлынувших отовсюду, чтобы разъяснить земледельцу, как пользоваться теми торфоперегнойными горшочками, сменились иным потоком — в глубинку двинулись инструкции, от которых за версту слышались удушливые запахи химических ядов. Следствием второго потока было то, что на какое-то время, по весне, в майскую пору, люди перестали слышать соловьиные и лягушачьи свадьбы; озера, реки и прибрежные кусты талов и черемушника, эти извечные прибежища голосистых существ, два-три года грозно безмолвствовали; а характерный заячий след на снегу был столь редок, что, завидя его, люди собирались группами, радовались, как малые дети, дивились, будто тут проследовал не невзрачный зверек, а сам Иисус Христос, вновь сошедший на грешную землю.

Словом, едва приступив к делам, Знобин обнаружил, что дел этих невпроворот и все они чрезвычайно важные, ежели глянуть на них глазами общегосударственными. Окунувшись с головою в них (иначе он просто не мог, это был бы уже не Знобин), Федор Федорович однажды задумался вот над чем. Хорошо, говорил он себе, химия помогает нам, облегчает борьбу с сорными растениями, но зачем же мы должны мириться с тем, что по пути, рядом, она безжалостно уничтожает полезных зверьков, птиц и рыб в водоемах? Разумно, по-хозяйски ли это? А что нам скажут те, кто еще не родился, кому еще только предстоит явиться на свет, что скажут наши правнуки и праправнуки, узнав однажды, что вместо зеленой планеты мы оставили им в наследство огромный бильярдный шар с башенными кранами? «Вы нас, беззащитных, ограбили!» — скажут они и будут правы. Мысль эта кинула Знобина в жар, и прошло немало минут, прежде чем он пришел в себя и мог снова действовать: тогда-то он и понял, как важен новый его пост, новый его окоп (он любил называть так место, на которое его ставила партия). Настоящий же солдат занимает окоп не для того, чтобы отсиживаться в нем до лучших времен. Окоп — огневой рубеж, из него надобно стрелять. В кого? В противника, разумеется. Но где он, этот противник, когда война окончена и все вокруг заняты делами сугубо мирными? Но Знобин отыскал для себя противника. Ничего, что был с ним на протяжении многих лет дружен — да дружил и теперь, — помогал ему сперва устанавливать предприятие на новом месте, затем расширять, реконструировать его.

— Вот что, Лелекин, отныне мы с тобой враги! — объявил вдруг Федор Федорович, встретивши директора завода резинотехнических изделий на улице, когда тот направлялся в райком, а Знобин в свое скромное хозяйство.

— Это еще что! Цари небесные, что случилось?! — развел тот руками, будучи уверен, что с ним шутят.

Но Знобин был серьезен:

— Ты зубы не скаль. Скажи лучше, найдется у тебя вечером час, чтобы съездить со мной в одно место?

— С тобой, Федор, хоть на край света!

— Ну так далеко нам не надо.

Они выехали на директорской машине (теперь у Знобина персонального транспорта не было) часу в восьмом вечера и вскоре оказались на лесной поляне, на берегу речки Баланды. Водитель вытащил из багажника брезент, расстелил его у самой кромки так, чтобы старые приятели могли опустить ноги, сидеть как на лавочке. Из того же багажника вслед за брезентом был извлечен и пухлый портфель, в котором для таких вот случаев всегда отыскивались соответствующие припасы. Знобин, однако, решительно запротестовал:

— На этот раз обойдемся без пиров. Посидим так.

— То есть? — не понял Лелекин.

— И вообще — ни слова. Посидим молча. Послушаем.

— Кого послушаем? — все более удивлялся директор.

— Сиди, говорю, и слушай.

Лелекин вынужден был подчиниться. Сидели так с час. Директор не выдержал:

— Послушай, Знобин, да ты что, смеешься надо мной? Зачем ты меня сюда притащил?