Ивушка неплакучая

«Воинский начальник», то есть райвоенком, помнил про свои обязанности не хуже старой Штопалихи. Осенью Гриньку, его друга Миньку и еще с десяток парней из Завидова призвали в армию — «забрили», как констатировала настоящий факт Матрена Дивеевна, прослышав об этом событии. В последний день проводов, занявших, как это и бывает на селе, около двух недель, беседуя чинно-мирно с представителем военкомата, приехавшим для сопровождения завтрашних воинов, Мария Соловьева не удержалась, чтобы не напомнить ему:

— Берите наших соколят. Одни мы, бабы, без мужьев, взрастили вам новых солдат. Воюйте, коли опять придет к нашему порогу такая беда. Минька и Гринька, сынки наши, не подведут. Правда, Стеша?

Та закивала головой — сказать ничего не смогла, поднесла опять — в какой уж раз за эти две недели! — угол платка к глазам.

У Дальнего переезда, где остановились грузовики с провожающими, чтобы распрощаться с «рекрутами», объявились Тимофей Непряхин и Архип Колымага. Они находились тут, точно в засаде, с самого утра, ждали. Тишка, озираясь, посматривая, нет ли среди провожающих Антонины или кого-либо из его дочерей, подошел к Миньке, а Колымага — к Гриньке. Лесник развернул пакетик, показал новенькую, последней конструкции, электробритву, заговорил, необычайно взволнованный:

— Это тебе, Григорий. Подарок…

— От кого? Зачем? — перебил его Гринька, вопросительно глядя то на лесника, то на свою приемную мать, не зная, как ему поступить…

— Бери, бери! — настойчиво продолжал Колымага, силой всовывая коробок в Гринькины руки. — В солдатской жизни пригодится.

— Возьми, сынок, — сказала мать, — не обижай старика.

— Да ведь дорогой уж очень подарок-то, дядя Архип!

— Бери… дядя Архип не самый бедный человек в Завидове. К тому ж… — Тут он осекся, сейчас же убрал куда-то с побагровевшего вдруг лица свои глаза, спрятал их и натужно, неправдоподобно закашлялся. — Бери… кхе-кхе… не разоришь!

Еще весною был прислан этот подарок не известной ни Гриньке, ни его приемной матери городской женщиной, но Архип Архипович Колымага, возложивший на себя по доброй своей воле посреднические обязанности, не торопился с его вручением, попридержал, рассудив, что «дорого яичко к Христову дню», что будет куда лучше и торжественнее, ежели он поднесет подарок в день Гринькиных проводов. Особенной торжественности, однако, не получилось, поскольку Колымага малость стушевался, вел себя не совсем натурально, но дело было сделано: волю далекой страдалицы он исполнил, завтра же пошлет письмо «до востребования», оповестит ее об этом и хоть тем немного порадует…

Что же касается до Тишки, то он, теряясь и тушуясь не меньше Колымажьего, преподнес внебрачному своему сыну Миньке, самодельный складной нож, изготовленный по его, Тишкиному, заказу Алексеем Ивановичем Климовым, лучшим в районе кузнецом, проживающим в соседнем селе Монастырском. Рукоять ножика была исполнена из разноцветных кусочков плексигласа и переливалась теперь в Минькиных руках, точно пойманная радуга или жар-птица. Поначалу Минька тоже, как и его товарищ, не решался взять, вопросительно глянул на мать; встретив, однако, ее легкий поощрительный кивок, взял и теперь перебрасывал подарок с ладони на ладонь, словно ему кинули в пригоршню непогасший уголек.

28

Торжественными проводы призывников получились на главной площади районного поселка. Введенные Кустовцом, с годами они стали традиционными и вылились в большой, хоть и внекалендарный, праздник. Самому же основателю ежегодных празднеств пришлось в эти лета испить полную чашу терпкого напитка, вытекавшего из бесконечных организационных пертурбаций, ставших как бы знамением того времени. Уже помянутые выше «Записки» продолжали поступать во все возрастающем количестве и, нетерпеливые, не дожидались, когда их обсудят на местах, сейчас же превращались в директивы. Как уже сказано, в конце пятидесятых годов было в тех «Записках» много здравого, разумного, продиктованного трезвым рассудком быстро текущей и меняющейся жизни, — тогда Кустовец, не щадя ни себя, ни других работников райкома, приступал к их немедленному и неукоснительному исполнению. Так, например, поддержав решительным образом Виктора Присыпкина-Точку, первым переведшего колхозников на денежную оплату, он постановлением бюро районного комитета партии заставил сделать то же самое и других председателей, сломив отчаянное сопротивление некоторых из них, пошедших на поводу «отсталых настроений», как указывалось в заключительном документе того памятного заседания. Первым в области район Кустовца перешел на раздельную уборку хлебов, встретив поначалу и тут немалое число сомневающихся.